дал «добро» другому, гораздо более знакомому, но в то же время менее предсказуемому кандидату.

Джерри Шиллингу было двадцать два года, он заканчивал Мемфисский государственный колледж, где получал специальность учителя. Бывший футболист с солидной комплекцией и квадратным подбородком, он ушел из Арканзасского государственного колледжа, когда потерял свою футбольную стипендию из — за травмы спины, после чего последовал за своей подругой в Нью — Йорк на некоторое время и в прошлом году вернулся в Мемфис, чтобы завершить свое образование. С момента смерти своей матери (которая умерла, когда ему было всего год) он воспитывался дедушкой и бабушкой и рос застенчивым и неуверенным в себе, почти не зная своего отца, и выдвинулся, как и многие из парней в компании, благодаря своему таланту и любви к спорту. В 1954 году его познакомил с Элвисом Ред, который вырос вместе с его старшим братом Билли Реем, теперь мемфисским полицейским. Они играли в футбол в Гуфри — парк поблизости от тех мест, где когда — то жил Элвис и рос Джерри, и им нужен был еще один игрок, поэтому Элвис пригласил присоединиться к ним стеснительного двадцатилетнего парня.

С тех пор он отирался в компании, ходил с ними в «Фэрграундз», почти каждые выходные возвращался из Джонсборо, Арканзас, пока учился там в колледже, чтобы оставаться в курсе всего происходящего. Элвис разговаривал с ним так, как никто другой. «Ты чувствовал себя по — другому, когда он разговаривал с тобой, словно ты был для него самым важным человеком на свете. В смысле он знал, как я застенчив и что я по — настоящему восхищаюсь им, другим же людям не хватало времени, чтобы поговорить с тобой о жизни так, как делал он. У тебя возникало такое чувство, что он чувствует, что ты понимаешь его, и потому — то он и говорил с тобой так».

Несмотря на все свои верительные грамоты, однако, Джерри, похоже, плохо вписывался в группу. Он считался «либералом» в компании, где превалировали консервативные взгляды, где ценности Юга были превыше всего; он был своего рода вольнодумцем, особенно в глазах Марти, которого возмущали его юношеский максимализм и претензии на интеллектуальность; и все считали его католиком (что считалось одинаковым грехом как среди евреев, так и среди протестантов в группе), поскольку он посещал приходскую школу, несмотря на то, что он воспитывался в такой же баптистской семье, как и большинство из них. В тот момент он болтался с ними уже так долго, что его присутствие почти воспринималось как что — то само собой разумеющееся, и все знали, что Джерри действительно хотел стать членом их группы, но никто не считал его вполне подходящим для такой работы, пока Элвис наконец абсолютно неожиданно не дал «добро».

Джерри был вместе Ричардом Дэвисом в прокате фильмов, возвращая фильм, который Элвис смотрел накануне вечером, когда он получил телефонный звонок от Элвиса. «Было почти четыре часа утра, когда я добрался до дома, и он сказал мне, что хочет, чтобы я поехал с ним и работал на него. Я спросил: «Когда?» — а он ответил: «Сейчас». Я спросил: «Могу ли сходить домой и взять одежду?» — а он сказал: «До полудня мы никуда не уедем». Так что я пошел домой, взял свои вещи, вернулся и просто сел на заднем крыльце, ожидая, когда они будут готовы. Мы уехали довольно поздно в тот день».

Поездка стала своего рода университетом. Ларри уже вернулся в Калифорнию со своей семьей, так что даже с двумя новыми людьми их было всего только пять или шесть парней, и Элвис сидел за рулем большую часть пути. Всякий раз, когда они делали остановку на стоянке для грузовиков, они гоняли мяч в свете фар, носясь как угорелые, пока Джерри, который еще сохранял форму для игры в футбол, не почувствовал себя вконец вымотанным. «Я никак не мог понять, как Элвис мог по столько времени играть, по семь — восемь часов без остановок, и как раз в тот вечер все и обнаружилось. Сам он не давал мне ничего, но он давал это остальным, а они дали мне. Я хочу сказать, что никогда не употреблял в своей жизни никаких таблеток, но тут я очень скоро уже играл так же, как и он, а когда мы добрались до отеля, чтобы отдохнуть несколько часов, я даже никак не мог заснуть, у меня не было сна ни в одном глазу. Мне кажется, что остаток пути я совсем не ел. Я носился за мячом, я нырял за ним. В голове была только одна мысль: «Вот здорово», — поскольку я считал, что все, что он делает, здорово, что в его поступках никогда не может быть ничего плохого. К концу поездки, мне кажется, я сбросил около двадцати фунтов, и, вероятно, он говорил: «Что случилось с крупным парнем, которого я нанял на работу?»

Если это стало откровением, то прибытие в Калифорнию стало еще более выразительным посвящением в мир Элвиса. Когда они приехали в дом на Перуджия, Джерри поселили в комнате вместе с Билли Смитом, но он был слишком возбужден, чтобы заснуть. «Все валились от усталости и легли спать, я же никогда не был раньше в подобном месте — на заднем дворе был бассейн, все освещалось разноцветными светильниками, и я просто сидел в бильярдной и оглядывался по сторонам в темноте, когда вдруг слышу металлический звук у парадной двери, словно кто — то вставил ключ, но ведь все спят в своих комнатах. В общем, я сижу и вижу, как через комнату идет эта женщина с длинными волосами и направляется к спальне Элвиса. Она стучит в стену, и я говорю: «Мисс?» — а она оборачивается и взвизгивает, стена открывается, на пороге стоит Элвис и давится смехом. «Все в порядке, Джерри, это Энн [Маргрет]», — говорит он, и она заходит к нему в спальню, а на следующий день он всем рассказывает об этом!».

Они начали работать над новым фильмом для «Эллайд Артистс» — «Tickle Ме» — десять дней спустя, 6 октября. На взгляд Джерри, в этой новой жизни не было ничего, что не завораживало бы так или иначе. Это была мечта, превосходящая любое воображение, — ездить каждое утро на студию с Элвисом, разучивающим свой текст на этот день, затем наблюдать, как он слово в слово повторяет его на съемочной площадке. Джерри поочередно то восхищал, то озадачивал Ларри Геллер, с которым он едва