Крэк лишь недоверчиво покачал головой.

– Может, ему что-то надо? Ну, хоть воды. Дайте флягу, кто-нибудь!

– Пулю в голову ему надо, – вполголоса проговорили у меня за спиной. – Лично я ничего бы больше не просил. Не дай бог, конечно…

Мне протянули флягу. Я начал вливать воду небольшими порциями в полуоткрытый рот Грошера. Большая часть вытекала обратно. Внезапно по его телу прошла судорога, кулак с хрустом сжался. А единственный глаз посмотрел на меня совершенно осмысленно.

– Мэ-э… старшина… старшина… мэ-э…

– Что-что? – заинтересовался Крэк.

– Тихо, – отмахнулся я. – Говори, майор, я слышу тебя.

– …старшина… старшина… привод… привод… мэ-э-э-э… – Я вылавливал слова из хрипа и бульканья, словно куски мыла из мутной воды.

– Какой привод, ты о чем?

Бойцы убедились, что опасности пока нет, и стягивались в кружок. В свете их фонарей я видел, что «лягушачья икра» просвечивается насквозь, и там внутри что-то бьется, шевелится, перемещается – в общем, происходит какая-то странная и жуткая жизнь.

– Старшина… включил… привод… мэ-э-э… – выдавил Грошер.

– Какой привод, я ничего не понимаю!

– Авиационный привод, – пояснил вдруг наш водитель. – То, о чем я говорил. Система лучевого ориентирования и стабилизации. Она так и называется – воздушный привод.

– А что за старшина? – насторожился Крэк. – Он с вами был?

– Да нет, – покачал я головой. – Старшина как раз ваш. Мы подобрали его в Доме правительства, и он сказал, что служил в охране шахты. Гарнизонный начальник какой-то.

– А зовут его как? – Крэк весь прямо-таки подобрался, как тигр перед ударом.

– Зовут его… – я задумался. Я не помнил, как он назвался. Старшина – и ладно…

– Не Локтев, случайно?

– Мэ-э-э… – донеслось от Грошера. Весь его вид красноречиво показывал, что мы прекрасно поняли, о ком идет речь.

– Твою мать! – зарычал Крэк. – И твой приятель говорит, что Локтев включил наведение для боевых челноков? Какого черта!

– Майор, – я вновь переключил внимание на Грошера, – напрягись еще чуток. Расскажи, как дело было? И где этот привод? И где этот Локтев? Вспомни, а? Хочешь еще воды?

– Мэ-э-э…

Я влил в него еще несколько глотков. Не знаю, помогла ли ему вода, но майор несколько раз глубоко вздохнул и наконец заговорил относительно ровно.

– Он нас подставил… он сказал, там безопасно… пока нас рвали на части, он… мэ-э-э… он проскочил… он нас взял для наживки.

– Кто? Кто вас рвал, майор? И где это было?

– Здесь… рядом… мэ-э-э… я не знаю, я такое не видел никогда… не ходите туда… меня только цапнуло… легко… э-э-э… думал, уйду…

Тут его перекосило такой судорогой, словно в него воткнули высоковольтный кабель. Я с ужасом увидел, что «лягушачья икра» лопнула и потекла. Грошер тихо завыл и закатил единственный глаз.

Больше мы не услышали от него ни слова. Он только мычал и корчился. Потом он затих, ненадолго. Неожиданно его рука протянулась и ухватилась за ствол автомата, который болтался у меня на плече. Через мгновение он навел этот ствол себе под подбородок. Вернее, то, что осталось от подбородка.

– Мэ-э-э…

Я и без слов понял, что он от меня хочет.

– Майор, я не могу, – я затряс головой. – Не проси, я этого не сделаю!

– Мэ-э-э! – Это было очень красноречивое и требовательное мычание.

– Не паникуй. Мы тебя сейчас здесь оставим, но скоро вытащим. Тут рядом ученые. Они придумают, как тебе помочь, – я нес эту несусветную глупость, прекрасно понимая, что он мне не верит. Если мы его и вытащим, то никакие ученые его все равно не спасут. Нечего было, по сути, спасать…

– Мэ-э-э-э-ээ!

– Дай я, – процедил Крэк, отстраняя меня в сторону.

Я отошел подальше, в полумрак тоннеля, там стиснул зубы и зажмурил глаза. Два выстрела прозвучали совсем не страшно. Просто два хлопка один за другим.

– Пошли, – позвал меня Крэк.

Я больше не смотрел в ту сторону, где остался майор.

* * *

Мы углубились в темный проулок метров на тридцать, когда кто-то из бойцов нашел автомат. Такой же автомат, как мой. Его потерял либо Грошер, либо кто-то из его ребят. Как бы там ни было, стало совершенно ясно, что пока мы идем их маршрутом.

Автомат мы оставили, где нашли. Только полупустую обойму я прихватил – все мои боеприпасы остались в фургончике у Сологуба.

У меня по спине то и дело пробегал нехороший холодок. Здесь было страшно. Скорей всего сыграла роль наша встреча с Грошером, но на мозги давили и другие факторы. Сколько бы Крэк ни бахвалился про свою тактику выжженных подземелий, я четко понимал – на «проспекте» было относительно безопасно, потому что он шел аккурат рядышком с ниткой волновода. Сейчас мы от него удалялись, и произойти могло все, что угодно.

Превратившийся в пудинг Грошер – лучшее тому подтверждение.

Это был служебный тоннель, здесь тоже имелось множество секций и каких-то неведомых ходов, но не было признаков былой кипучей жизни. Мы шли осторожно, тщательно прислушиваясь к тишине, никто никуда не торопился.

Крэк вкратце объяснил, что намеревается привести нас как можно ближе к Институту. В сам Институт под землей не пройдешь: все входы-выходы заварены и заблокированы, так спится спокойней. Поэтому небольшой прогулочки по поверхности нам не избежать. Может, стрельба к тому времени утихнет.

Мы шли в темноте уже минут пятнадцать, когда меня посетило уже знакомое чувство. Показалось, кто-то заглядывает ко мне в душу. И сразу возникло ощущение, что мы тут не одни. Это было отвратительное ощущение, и я гнал его прочь, но не очень получалось.

– Притормозите, – сказал Крэк.

Он прошелся вдоль стен с фонарем, озадаченно почесал голову и наконец вспомнил:

– Нам сюда, – и показал на раздвижную металлическую дверь с неразборчивыми пиктограммами. – Всякие технологические катакомбы, – пояснил он мне. – Обычно здесь посторонним проход запрещен, но мы же не посторонние.

– О да, мы тут прям родные…

За дверью была площадка трапа. Внизу лучи фонарей выхватывали ряды каких-то баков или котлов, а еще – целую паутину труб и трубочек самого разного цвета и размера.

– Что-то из сферы водоснабжения? – поинтересовался я.

– Хер его знает, что тут такое, – отмахнулся Крэк. – Главное, есть проход.

Мы осторожно двигались между баками, прислушиваясь ко всем шорохам. В лабиринте оборудования я ощущал себя вдвойне неуютно – слишком много темных углов и разнообразных укрытий для неведомой опасности. Я вдруг подумал, что именно поэтому на кладбищах ночью страшно. Там тоже много неясных силуэтов – крестов, памятников, – которые собственная фантазия может превратить в любой кошмар.