– Теперь, теперь, – с досадой передразнила Соня. – Я никогдане была Лидкой, понял? А вот она мною, как стало ясно, не раз притворялась. Нераз и не два! Ну не цирк ли: первое, о чем я попросила ее при встрече, – этоопять прикинуться мною! И еще успокаивала ее, главное дело: не надолго, ненадолго. А оказалось… оказалось, я ее на смерть обрекла. Конечно, когда я потомувидела эти фотографии, мне здорово захотелось ее убить, но не так… не досмерти…

Она нервно поднялась. Струмилин почему-то не нашел ничеголучше, как вскочить со стула именно в этот момент. Соня наткнулась на него,рванулась в сторону, но он придержал ее и убрал руку, пригладившую волосы.Челка снова упала на лоб.

– Да, – сказал он ошеломленно. – Да…

Тупицей и слепым идиотом Струмилин никогда себя не считал,да и женщин вроде бы знал достаточно, чтобы иметь некоторые основания гордитьсясобой, и вдруг показался себе каким-то первоклашкой, вдруг обнаружившим, чтодевчонки – это совсем не безликая масса на одно лицо, созданная лишь для того,чтобы их всех подряд драли за косы. Бездна женской тайны приоткрылась перед нимна миг, воплотившись в этом столь обыкновенном жесте: убрать со лба волосы…опустить челку…

Лида и Соня. Соня и Лида. Да они совсем не одинаковые! Ониразные, как небо и земля! И у женщины на тех кошмарных фотографиях в самом делене было челки! Не было! Струмилин еще тогда обратил внимание на эту бледно-золотуюпряжу волос, разметавшуюся по красно-зеленому, попугайно-пестрому ковру.

Он растерянно опустил глаза – и чуть не ахнул, увидев, чтостоит сейчас на том самом ковре…

Этот ковер лежит в Лидиной квартире!

Струмилин потрясенно уставился на Соню.

Тупица. Слепой идиот. Одно утешение – не он один. Весь родмужской – толпа тупиц и слепых идиотов, исполненных самодовольнойсамодостаточности, и только любовь к женщине помогает отдельным счастливчикампрозреть и ощутить то, что испытывали боги в миг сотворения мира. Только любовьделает это!

Ну вот и произнесено слово. Вот оно и сказано – пусть всеголишь про себя. А вслух он ничего сейчас говорить не мог – только стоял, смотрелна Соню… смотрел и смотрел…

– Извините, – послышался тихий, благонравный голосок, апотом кто-то осторожненько постучался в то замкнутое пространство, какоевнезапно окружило Струмилина и Соню. – Я вам не помешаю?

Андрей рассеянно оглянулся и увидел, что Леший тихонько – и,возможно, уже довольно давно – постукивает согнутым пальцем по краю стола.

– Ребята, ребята, – пробормотал он, – не знаю, конечно, очем речь, но если вы о какой-то порнушке, то вот что я вам скажу, ребята… нет,я, конечно, понимаю, о мертвых аут хорошо, аут ничего, но, чтобы в Лидкиномхарактере разобраться, надо вам знать одну маленькую деталь. Она в сексуальномплане… ну, не совсем нормальная, что ли.

– Да? – усмехнулся Струмилин, неохотно отступая от Сони. –Это в том смысле, что тебе ничего не удалось от нее добиться?

Оттенок ревности, прозвучавшей в его голосе, поразил егосамого. Но ничего не мог с собой поделать: в голову так и лезли воспоминания одиване с разрисованной девицей, и представить, чтобы Лида (Соня?) – ну, словом,кто-то из них! – возлежал в непотребной позе на куске полиэтилена, потому чтопастель пачкает постель…

– Не больно-то и хотелось, – ухмыльнулся Леший. – Но я тебевот что скажу: там, где я ничего не добился, другим делать уже нечего. Этоозначает – глухая стена! Вот такая глухая стена была Лидка. Ну, я пареньпонятливый: меня не надо бить по лбу, чтобы я уразумел – не клюет и не клюнет.И с тех пор относился к Лидке только как к товарищу по работе. И она ко мненеплохо относилась именно потому, что знала: я к ней под юбку не полезу. А товедь такой хорошенькой девочке небось проходу нет, это ты по себе небосьзнаешь, – улыбнулся он Соне, на которую поглядывал в некоторой задумчивости: неморочат ли ему голову? Не Лида ли это все-таки?

– Да, – сдержанно кивнула Соня. – Бывает иной раз непросто.Но что там с Лидой? Она что, лесбиянка была, господи помилуй?

– Да какая лесбиянка?! – вытаращился Леший. – Это ещеспасибо сказал бы. Просто ледяная ледышка. И – вот вам психология! – вдизайнеры она пошла исключительно из-за своей сексуальной особенности. Для неевесь кайф состоял в том, чтобы смотреть …

– Смотреть? – недоумевающе свела брови Соня. – На что?

– Ну, смотреть! – Леший для наглядности даже глаза вылупил.– Смотреть, как люди… это самое… Ясно? Она как-то проболталась, что иногдалетом нарочно ходит на Гребной канал, где парочки в кустиках… это самое… Ипросто подсматривает за ними. Вот такие тонкости натуры… А как-то раз Лидкапришла ко мне насчет одного заказа. Пришла, а у меня температура. Зима была, япростудился, а работы по горло, ну, я сижу в мастерской и малюю какую-товывеску. И чувствую, прямо помираю – надо женщину! – Он покосился на Соню иконфузливо пожал плечами. – Ну, как говорится, у каждого свои недостатки. Когдау меня температура, я, пардон, не могу… Позвонил одной барышне – да ты еевидел, – подмигнул он Струмилину, – это Светун, раскрашенная, помнишь? Тощая,конечно, зато только свистни – она тут как тут. Позвонил и жду. А приходит Лидаи сразу о каких-то делах. Я так и этак мялся, потом говорю ей: Лида, золотая,ты не можешь смыться? Тут такое дело… Ну и выложил ей все как есть. Думал,обидится, а она вдруг глазками так и засверкала: хочу на вас посмотреть! А уменя за диваном… ну, мой диванчик ты видел, – опять кивнул Леший Струмилину,будто сообщнику, – есть у меня за диваном такая как бы кладовочка. Совсемкаморка, я там ничего не держу, кроме одной только табуреточки. Со стороныкомнаты висит шторка, полное впечатление, что за диваном глухая стена, однакоесли шторку чуть подвинуть, открывается щелка, в которую много чего видно…

Видимо, в лицах Струмилина и Сони что-то изменилось, потомучто Леший вдруг замотал головой и даже пальцем погрозил:

– Да нет, вы не подумайте, что я какой-то там извращенец. Небольше, чем всякий молодой мужик, к тому же – художник от слова «ху…», от слова«худо». Я эту каморку оборудовал, когда делал оформление для одногоэротического клуба. Мне нужны были картины – про это самое, а я ж никогда невидел, как это делается. Со стороны не видел. Все ж когда участвуешьнепосредственно, тут не до наблюдений. А тут один дружок женатый у меня ключпопросил от мастерской, чтобы с девушкой своей встретиться, я и сговорился:ключ дам, но позволь на вас поглядеть. Ну, ребята, я потом такие сбацалполотна… Это вам не «Прощание славянки»!

Соня сделала движение, словно собиралась что-то спросить, ноостановить Лешего было затруднительно: