Не подвернись Олану шанс покинуть Дайрию с эларской делегацией, ему бы неминуемо пришлось присутствовать на свадьбе сестры, а заодно созерцать как выходит замуж Лотэсса. Пожалуй, к лучшему, что он этого не увидит.

После обещания Элвира поговорить с Нейри Ильдом или Эданом Линсаром Олан оставил сестру с женихом вдвоем.

— Расстроилась? — спросил Элвир, обнимая Альву за плечи.

Та молча кивнула.

— Я знаю, что он принял правильное решение и горжусь братом, и все-таки с его отъездом порвется еще одна ниточка, связывающая меня с прошлым. Последняя.

Будь оно все проклято! Дырявые сапоги чавкали давно набравшейся в них водой пополам с грязью. Железный горшок, по недоразумению названный шлемом, сжимал голову, придавливая ее к плечам. А доспехи, которые эти идиоты называли “облегченными”, весили столько, что каждый шаг давался с трудом.

Разумеется, как потомственный рыцарь, Моран Тьерн носил доспехи и потяжелее, но при этом он гордо восседал на коне, а не плелся по дорогам, раскисшим от весенней распутицы. Это в столице мощеные камнем улицы давно просохли от последних луж, а здесь — на имторийской границе — непролазная грязь жадно всасывала ноги при каждом шаге, заставляя иной раз проваливаться чуть ли не по колено.

Рядом помянул Изгоя подвернувший ногу А’Хесс. Здоровяк, которого многие считали непревзойденным воином, теперь, будучи простым пехотинцем, вызывал насмешки даже у жалких отщепенцев, шагающих рядом. Правда, насмешники научились прятать ухмылки. Весельчаки довольно быстро поняли, что подшучивать над разжалованными в солдаты аристократами себе дороже. В каком бы плачевном положении ни находился Эрнан, а дать по зубам или сломать нос какому-нибудь замызганному уроду он мог даже во сне. Да и сам Моран, хоть и уступал товарищу по несчастью в физической силе, вполне мог за себя постоять, когда дело касалось отребья.

Впрочем, утешение слабое. Лучше бы король, пожри его Изгой, и впрямь казнил их, чем такое помилование. Какими же они были идиотами, когда поначалу даже обрадовались. Только Шел Нолан не питал иллюзий относительно монаршего “милосердия”. По иронии судьбы именно его участь оказалась не столь безнадежной. Старший брат Нолана использовал какие-то свои связи, чтобы Шела взяли в штаб. Несмотря на статус простого солдата он вертелся в офицерском кругу и в целом устроился вполне сносно.

До какой же степени несчастий надо докатиться, чтобы завидовать человеку, лишенному титула, владений, достоинства, только потому, что он имеет возможность спать в походном шатре, есть человеческую еду, а, главное, передвигаться, сидя на лошади.

Эрнан словно прочел его мысли:

— Как я жалею, что не расстался с головой в Тиарисе. Одно дело умереть человеком, дворянином, от руки равного, другое — день за днем жить в грязи, вони и вшах, только для того, чтобы вскорости сдохнуть под копытами какого-нибудь паршивого имторийца. Сдохнуть во славу короля, который поднимает свой зад с трона только для того, чтобы покувыркаться в кровати с тварью, из-за которой мы оказались здесь.

За последнее время А’Хесс изрядно огрубел. Его речь уже мало отличалась от речи простой солдатни. Впрочем, сложно сохранять дворянское достоинство, когда живешь среди скотов. Морану и самому это удавалось с трудом.

К тому же Эрнан полностью прав. Какие грязные слова ни выбери для обозначения Лотэссы Линсар, их будет недостаточно. Никакое обзывательство не выразит степень ненависти и презрения, которые они с Эрнаном питали к этой королевской подстилке, строившей из себя недотрогу. Нолан, с которым они как-то встретились во время одной из длинных стоянок, сообщил им новость, которую узнал от брата. Его величество решил сделать свою шлюху королевой Дайрии.

В свете этого совершенно дикого откровения становилось понятно, почему мерзавка стояла рядом с королем в тот день, когда полки, отправляемые к имторийским границам, проходили под стенами королевского дворца. Простые солдаты прямо подвывали от восторга, видя своего короля, а им с А’Хессом ненавистно было бездушное лицо человека, одним росчерком пера разрушившего их судьбы. Большую ненависть заслужила лишь проклятая девка, стоявшая рядом с королем. Как назло образ этой твари накрепко впечатался в память. Выглядела королевская любовница просто великолепно. Весенний ветер безжалостно трепал широкие рукава розово-лилового платья и часть волос, не заплетенных в косы. Шаэла с фиалковыми глазами не раз потом являлась Морану в снах, то давая насладиться иллюзией мести, то насмехаясь над его несчастиями.

Эрнан поднялся и двинулся дальше, не делая попыток хоть немного очиститься от грязи, облепившей штанину. Да и впрямь зачем? Оба они были безнадежно омерзительно грязны уже не первую неделю, смердели и чесались так, что хотелось выпрыгнуть из собственного тела. До какой степени скотства можно довести достойных людей! Что и говорить, в королевской тюрьме было неизмеримо лучше. Если бы им позволили томиться там до конца жизни — это было бы куда милосерднее, чем то “помилование”, которое устроил им Валтор Малтэйр.

— Скорей бы уже сдохнуть, — повторил А’Хесс, вяло отгоняя мошкару.

— Сдохнем, — мрачно отозвался Моран. — За этим дело не станет. В первом же сражении станем кормом для стервятников, хотя я бы на их месте еще подумал, прежде чем жрать то, во что мы превратились.

— Говори за себя, — буркнул Эрнан. — Ты, может, и сдохнешь. А я так легко не дамся. Или ты забыл сколько рыцарских турниров я выиграл?

— Отчего же? — Тьерн ядовито усмехнулся. — Помню. Последний турнир выиграл Элвир Торн, предпоследний, кажется, тоже. Но года три-четыре назад ты действительно одержал победу. Торн как раз тогда ездил с посольством в Сантэр.

А’Хесс зарычал и резко обернулся, занеся руку как для удара. Моран тут же пожалел о своей язвительности. Как бы ни было плохо, а сломанный нос или выбитые зубы способны ухудшить даже это паршивое положение.

Эрнан опустил занесенную руку и отвернулся.

— Следи за языком, Тьерн, — пробурчал он. — Может, Торн и способен меня одолеть, но тебя я пришибу одной левой. И совесть меня не будет мучить, раз уж ты сам хочешь подохнуть.

— Не больше, чем ты, — несмотря на страх и злость Моран старался сохранять миролюбивый тон. — Разве не ты только что распинался, как хочешь отправиться за Грань?

— Может, и хочу, но уж точно не хочу отправляться туда в одиночку. Жизнь Эрнана А’Хесса дорого стоит, и я уж найду кого-нибудь, кому придется заплатить за нее. Жаль только, что это будет не венценосный ублюдок и его шлюха.

— Это жаль, тут не поспоришь, — искренне согласился Тьерн.

Командир объявил привал. Моран испытал что-то отдаленно напоминающее радость, узнав, что они никуда не двинутся до завтрашнего дня, а может и дольше. Краем уха он услышал, что командующие не могли договориться о дальнейших действиях. Ну и пусть. Чем дольше они простоят, тем дольше он проживет, хоть это, конечно, и не жизнь. Но по крайней мере не надо будет куда-то тащиться, с трудом переставляя ноги, по непролазной грязи, смешанной с навозом шедшей впереди кавалерии. Можно будет поесть и поспать. Сон вообще стал единственной отрадой его теперешнего существования. Только во сне Моран мог быть самим собой, а не жалким скотом, гонимым на убой.