он бы сознательно и с радостью участвовал в этом представлении? Оруэлл никогда не был большим поклонником конференций и комитетов, но его имя вполне могло бы появиться в топовом заголовке Encounter. Ирландский радикал Конор Круз О’Брайэн говорил, что Оруэлл, скорее всего, не стал бы участвовать в этом антикоммунистическом движении, так как ранее никогда не присоединялся к большинству. После статьи в Ramparts Конор Круз О’Брайэн писал: «К счастью, Оруэлл успел вовремя умереть. Если бы он был жив, то вряд ли он бы стал поддерживать работу конгресса. Но получилось так, что его использовали в качестве святого-покровителя, использовали его имя, как паразиты присосались для продвижения весьма сомнительной истории»55.

И в рамках этой сомнительной истории произошла некая фальсификация двух романов писателя. В декабре 1951-го супруги-аниматоры Джон Халас и Джой Батчелор подписали контракт с продюсером Луисом де Рошемоном на создание фильма по роману «Скотный двор». Халас заверил The New York Times, что картина «будет минимально отходить от оригинала Оруэлла»56 и «сохранит дух книги». Правда, супруги не знали, что главный источник финансирования продюсера был Офис политической координации – один из департаментов ЦРУ.

В принципе Оруэлл не возражал против использования художественной литературы в политических целях. В свою бытность кинокритиком он рекомендовал использовать картины «Великий диктатор» и «Вернуть свою свободу» в качестве антинацистской пропаганды. Позднее он был вполне доволен тем, что роман «Скотный двор» используется в качестве пропаганды антисталинизма. Он отказывался от роялти за переводы своих романов в странах Восточной Европы, лично заплатил за производство русской версии «Скотного двора» и написал предисловие к украинскому изданию для распространения среди украинцев, оказавшихся в лагерях для перемещенных лиц на территории Германии, хотя по просьбе советской стороны большинство экземпляров американские войска так и не распространили. Весной 1946 года Оруэлл получил письмо от украинского писателя Игоря Шевченко с просьбой дать разрешение перевести роман «Скотный двор» на украинский язык. Шевченко писал, что он зачитывал отрывки украинским беженцам, и роман их тронул: «Настроение книги очень соответствует их настоящему психическому состоянию»57.

Однако разрешить правительственной организации переписывать художественные книги в целях пропаганды – это совсем другое дело. Каждый раз, когда супруги-аниматоры предлагали вариант сценария по роману «Скотный двор», «инвесторы» требовали внесения дополнительных изменений. Может, пусть у Наполеона и Снежка будут прически, как соответственно у Сталина и Троцкого? Может, стоит вообще удалить фермеров, чтобы сконцентрировать всю вину на свиньях (и ненароком не обидеть производителей сельхозпродукции)? Что-то Снежок получается слишком положительный, может, сделать из него фанатика-интеллектуала58? И так далее. В одном из письменных указаний креаторам жаловались на факт того, что Оруэлл «был определенно [sic] убежден в том, что коммунизм – это само по себе хорошо, только вот Сталин и Ко подкачали»59. Один из людей продюсера, некий Лотар Волфф отсекал самые глупые предложения инвесторов, но те оставались непреклонными и чаще всего добивались того, чего желали[56]. Потом по соображениям экономии убрали несколько персонажей и несколько важных сюжетных поворотов, необходимых для аллегории, которую задумывал Оруэлл.

Самая большая проблема была с концовкой. В романе свиньи и фермеры заключают союз, пьют и играют в карты. Животные уже не в состоянии понять, кто революционеры, а кто – эксплуататоры. В кино решили вообще избавиться от фермеров и сделать так, что декадентское поведение свиней вызывает новую революцию. Возможно, Оруэлл в последнем абзаце книги оставлял потенциальную возможность развития сюжета в этом направлении. Животные понимают, что революцию продали и надо что-то делать. Но объединение всех животных с разных ферм для того, чтобы избавиться от Наполеона, – концовка явно не в меланхоличном стиле Оруэлла. К тому времени, когда закадровый голос «Оруэлла» заменяют какой-то агиткой, креаторы наверняка должны были догадаться, кто является заказчиком картины.

Премьера кинокартины прошла в Нью-Йорке 29 декабря 1954 года. Стало понятно, что тщательно продуманное сообщение ЦРУ потерялось на фоне того, что сами критики хотели увидеть в этой картине. Рецензенты увидели в ней антифашизм, сатиру на «государство благоденствия», поддержку коммунизма либо вообще не заметили в ней ничего политического60. В досье на Оруэлла в ФБР написано, что кинокартина стала хитом, но на самом деле зрителям она была неинтересна, она провалилась61. Позднее кино стали демонстрировать в рамках школьной программы. Дэвид Сильвестр писал в Encounter, что кино провалилось «эстетически, творчески и интеллектуально»62. Судя по всему, он не понял или не хотел понять, что издание, как и кинокартина, проплачены ЦРУ.

Может быть, фильм вышел не в самое удачное время. Премьера прошла всего спустя несколько недель после показа по ВВС экранизации романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый». Американский журнал Today’s Cinema спросил Соню Оруэлл, одобряет ли она телеспектакль. «Я должна быть лояльной к нашей ВВС, но нет, не совсем одобряю»63, – отвечала она. В Англии для продвижения картины «Скотный двор» пытались напомнить об успехе экранизации последнего романа Оруэлла слоганом «Свинья-брат смотрит на тебя» (Pig Brother is watching you).

Бывший президент RKO Pictures Питер Ратвон купил права на экранизацию романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый» и заручился грантом в 100 000 долларов от Информационного агентства США, для того чтобы сделать «самый сильный антикоммунистический фильм всех времен»64. Он попросил совета у Сола Стейна из американского Комитета за свободу культуры, который попытался сделать из этого проекта то же самое, что сделали с экранизацией «Скотного двора». Сол Стейн писал по поводу пессимистической концовки романа: «Мне кажется, что в этом есть надежда… тоталитаризм не в состоянии изменить природу человека, и любовь, и природа выживают даже в ужасающих условиях тоталитаризма»65. Стейн предложил снять сентиментальную концовку, в которой Уинстон убегает из кафе «Под каштаном» в Золотую страну, где открывает в себе бесконечные горизонты гуманизма. К счастью, Ратвон отказался от этого предложения.

Сценарист Уильям Темплетон, номинированный в свое время на «Оскар», в 1953 году адаптировал последний роман Оруэлла для канала CBS. Уже одна из первых надписей на экране («Свободная интерпретация романа “1984” Джорджа Оруэлла»66) должна была предупредить зрителя, что с романом обойдутся так, как автор вряд ли бы одобрил. На этот раз изменения не имели пропагандистского характера. Сценариста Темплетона и режиссера Майкла Андерсона интересовала не политика, а любовная история главных героев, на исполнение роли которых нашли совершенно неподходящих по внешнему виду и удивительно американских актеров: звезду фильмов про гангстеров крепыша Эдмона О’Брайена в роли Уинстона и светящуюся радостью Ян Стерлинг в роли Джулии. Прямо перед тем, как героев арестовывает полиция мыслей, в романе Уинстон говорит: