Его жена Агнета вышла в прихожую.

– Кто это? – спросила она.

Я вставила ногу в щель и надавила на дверь. Прошла мимо папаши в прихожую. Агнета и Бёрье с ужасом смотрели на меня.

– Лина дома? – спросила я. – Нам надо поговорить.

Никто мне не ответил. Они смотрят друг на друга, потом на меня.

Открылась дверь, появилась Лина. Прислонившись к дверному косяку, она жевала жвачку, пытаясь выглядеть крутой, однако более всего она смахивала на обиженного и напуганного ребенка.

– Привет, Лина, – сказала я, прошла в кухню и села за стол. Сделала знак родителям тоже сесть. Они повиновались, хотя и неохотно. – Прошу прощения, что вторгаюсь к вам в дом, – сказала я. – Но мне необходимо выяснить несколько моментов.

Агнета отвела взгляд. Лина равнодушно жевала жвачку. Бёрье сложил руки на груди.

Достав из сумки ежедневник, я вынула из него объявление о смерти и положила его перед Линой.

– Это от тебя? – спрашиваю я.

Она прочитала и подняла на меня испуганные глаза. Наигранную уверенность как ветром сдуло.

– Что это? – спросил Бёрье и придвинул к себе бумажку.

– Сообщение о моей смерти, – ответила я. – Мне подбросили его в почтовый ящик несколько дней назад. Я подумала, что, может быть, Лина опять решила навестить меня.

Она вздрогнула. Ее глаза забегали, обращаясь то на одного, то на другого из родителей.

– По весне мы видели тебя перед нашим домом, – продолжала я. – Не менее двух раз.

– Какого черта! – начал Бёрье.

Жестом я остановила его.

– Это не должно быть для вас сюрпризом, – произнесла я. – Об этом я вам уже рассказывала, хотя вы не захотели меня слушать.

– На этот раз это была не я, – пробормотала Лина.

– Я не сержусь, – сказала я. – Просто хочу узнать правду.

Сделав паузу, я снова посмотрела на Лину. Она сидела, уткнувшись взглядом в стол. Я подалась вперед, пытаясь встретиться с ней глазами.

– Мне известно про блог, – продолжала я. – И знаю, что твои родители подали на меня заявление в Инспекцию по здравоохранению, что они разговаривали с одной женщиной и рассказали ей твою историю. Эта женщина заявила на меня в полицию за угрозы и преследование. Ты запустила в действие серьезные механизмы, Лина.

– Это писала не я, – прошептала она, кивая в сторону бумаги.

– Точно?

– Я никогда не желала вам смерти. Никогда. Я просто хотела стать частью вашей семьи.

– Поэтому ты поехала на работу к моему мужу? – спросила я. – Следила за нами, когда мы пошли в ресторан?

– Да, – чуть слышно ответила она.

Бёрье выругался, Агнета охнула.

– Почему ты хотела стать частью нашей семьи? – спросила я.

– Потому что вы казались такими счастливыми. И потому, что вы всегда относились ко мне с таким пониманием. По-доброму. И муж у вас, похоже, тоже добрый.

– Ты по-прежнему считаешь, что я вела себя непрофессионально? Сделала тебя зависимой от меня?

Лина посмотрела в окно на улицу. Медленно покачала головой.

– Я рассердилась, – пояснила она. – И испугалась. Мне не хотелось общаться с другим психотерапевтом.

– Пару недель назад кто-то опять стоял у моего дома. Может быть, это были вы, Бёрье? – спросил я, переводя взгляд на него.

Он побагровел и зло уставился на меня, но не произнес ни слова.

– А объявление о моей смерти тоже вы написали? Вы никогда не скрывали, как вы относитесь ко мне.

– Нет, – ответил он. – Ничего подобного я бы никогда не сделал.

Агнету я даже не спрашивала. Она слишком пуглива, чтобы сотворить нечто подобное. Я оглядела их всех по очереди. Потом попросила прощения, что помешала им. Встала и направилась к двери. В прихожей Лина догнала меня.

– Стелла, погодите!

Она потянула за подол своей футболки, глядя в пол.

– Простите…

– Я тебя уже простила, Лина, – ответила я.

– Сегодня же заберу заявление, обещаю. Это было ошибкой. Мне не следовало так поступать. Все это время я так переживала.

– Надеюсь, у тебя все будет хорошо, – сказала я как можно любезнее. Это пожелание от чистого сердца.

Выйдя из квартиры, я на некоторое время помедлила на тротуаре. Лина не писала того объявления, ее родители тоже. Ее отец не стоял возле моего дома, натянув на себя плащ, и я уверена, что он говорит правду. Человек, скрывающий свое лицо под капюшоном, может оказаться кем угодно.

Солнечная теплая погода к вечеру сменилась свинцово-серыми облаками. На улице было темно, в воздухе ощущалось приближение грозы. Дождь хлестал по крыше машины, когда я неслась через мост Транебергсбрун.

Я заехала в наш двор и припарковала машину позади «рендж ровера» Хенрика. Рывком распахнула дверцу машины и побежала к дому. Вбежав внутрь, я увидела Хенрика в кухне – он стоял спиной ко мне.

– Привет, – сказала я. – Эмиль уже ушел?

Хенрик посмотрел на свои часы.

– Да, он ушел минут тридцать пять-сорок назад.

– Ушел?

– Он собирался к Юнатану. К нему он обычно ходит пешком.

– Я не это имела в виду. Просто погода ужасная, дождь как из ведра.

– Я сказал ему хорошо одеться и взять зонтик.

Хенрик поставил тарелки в посудомоечную машину и обернулся ко мне. И уставился на меня во все глаза.

– Что ты сотворила с волосами?

– Как тебе?

– Непривычно.

Он выжидал. Понимаю. После моего срыва у него есть все основания проявлять осторожность. Я положила телефон на комод в коридоре, сняла пальто.

– Стало быть, тебе лучше? – спросил он.

– Да.

В этот момент зазвонил телефон. Я взяла его, посмотрела на дисплей.

– Неизвестный номер, – сказала я и ответила.

Снова звонок от неизвестного мне человека.

И снова речь идет об Эмиле.

Изабелла

Не припомню, когда мне в последний раз было так плохо. Я забронировала билет и собиралась наконец ехать домой. Домой в Стокгольм. Сколько времени я пробыла здесь? Что со мной такое?

Я почти все время сплю. Кажется, какое-то время я лежала без сознания. Мама заботится обо мне. Приносит мне чай. Говорит мне всякие ободряющие слова.

Я не хочу больше чаю. Вообще не хочу здесь находиться. Мама не слушает меня. Поправляет на мне одеяло, говорит, что мне надо отлежаться. Не спорь. Болезнь не пройдет быстрее, оттого что ты споришь.