– Так не интересно даже во второй, – удивиласьТамара, – все тайны раскрыты.

– Я правила текст, переписывала его и всеравно осталась недовольна. В первоначальном варианте погибал сантехник, тот,что труп нашел. Но, поразмыслив, я оставила его в живых, иначе не складывалсясюжет.

Тамара вытаращила глаза:

– Я вас, кажется, узнаю… Точно! Ой, мамочки,Виолова! Ну офигеть! Вы ходите в туалет?

Оригинальное замечание. Надеюсь, Тамара неочень разочаруется, сообразив, что писатели иногда пользуются унитазом,принимают душ, едят и пьют. Причем некоторые пьют очень много и не минеральнуюводу.

– С ума сбеситься! – ликовала уборщица. –Можно я вас потрогаю?

– Пожалуйста, – разрешила я.

Она вскочила и кинулась ко мне.

– Продолжение про Нику Коршунову будет?

– Не знаю, – честно ответила я.

– А Лена Потапова замуж выйдет?

– Не знаю.

– Костя Мартынкин на ней женится?

– Не знаю.

Тамара села на ведро и уставилась на меня:

– Может, правду в газетах печатают, что ты несама пишешь? Чего ни спрошу, ответить не можешь.

– Просто я пока не придумала продолжение.

– А-а-а! Ясненько, – еще более разочарованносказала она. – Еще сообщали, что твой муж застрелился.

– Сейчас я не замужем, а бывший мужжив-здоров, недавно я разговаривала с ним. Сделай одолжение, помоги мне…

Тома протянула книгу.

– Автограф дашь?

– С удовольствием.

– Тогда напиши: Тамаре Короткиной с любовью инаилучшими пожеланиями от автора.

Я вынула из сумки ручку и выполнила просьбу.

– Супер! – пришла в восторг Тома. – Девчонкиобзавидуются. Чем я тебе помочь могу?

– Расскажи про свою хозяйку, Эмму Поспелову.

Тамара насупилась:

– Она меня выгнала. Взяла и выставила вон.

– За что?

– Без причины.

– Так не бывает!

– Ошибаешься, – пригорюнилась Тамара. – Я ведьв Греции давно, в нескольких домах работала, и все довольны оставались,характеристики хорошие имела. Не меня выгоняли, я сама уходила. В одном местехозяева трех кошек держали, а у меня, хоть я животных люблю, аллергияоткрылась. В другом мальчишка, сынок хозяйский, приставать начал. Ушла иоттуда, о причине умолчала, сослалась на нездоровье. Зачем мне досужие сплетни?В общем, все в таком роде. А потом я попала к Эмме, все отлично шло. Она тихая,дома сидела, в город носа не высовывала, даже в магазин. Все книги читала:Чехов, Толстой… Музыку классическую слушала. Замечаний не делала, если чтохотела, тихим голосом просила: «Томочка, приготовьте мне мусаку». Или:«Тамарочка, съездите в город за продуктами». Вот только курила она – чума! Весьдень с сигаретой в зубах! Одну затушит, тут же другую поджигает. Я вечером вдомик убегу, сяду у открытого окна и надышаться не могу. Знаешь, прямо отрава.Стала даже об увольнении думать, но не всерьез. Зарплата ведь большая, жила вхороших условиях, на еду я не тратилась, хозяйка не скандальная, а дым можно ипотерпеть. Так я с утра размышляла, а к вечеру, нанюхавшись, опять убегатьсобиралась.

– Так почему вас Эмма выгнала?

– Она курить бросила.

– Интересная причина!

Тамара вытащила из-под стеллажа пластиковоеведро, перевернула его и предложила:

– Садись, в ногах правды нет.

Я устроилась на импровизированном стуле ипоинтересовалась, тоже переходя с собеседницей на «ты»:

– Каким образом связан ее отказ от сигарет ствоим уходом?

Тома потерла лоб.

– Вечером она меня около пяти к себеотправила, раньше чем обычно. Депресняк словила.

– Эмма была подвержена приступам плохогонастроения? – уточнила я.

Тамара покусала нижнюю губу.

– С такой красотой радоваться особо нечему, –усмехнулась она. – Один раз я увидела ее без одежды, случайно, и чуть в обморокне упала. Ой, мамочка! Прямо на жалость меня пробило! Никакие деньги не нужны,если за них такая цена, подумала, уж лучше я унитазы драить буду, затосимпатичная, и ноги хорошо сгибаются. Эмма на диван знаешь как ложилась?

– Нет, – помотала я головой.

– Сначала садилась, потом на бок ложилась имахом обе ноги запрокидывала. Больно ей было – под коленями рубцы, – пояснилаТамара. – Эмма их каждый день разрабатывала. Я сколько раз слышала: стонет, аноги тянет, положит одну на подоконник и старается. Как-то раз она упала, я изкухни прибежала, стала ее поднимать, ну и не удержалась, сказала: «Зачем себятак мучаете? Не балерина ведь!» Эмма вздохнула и ответила: «Если брошу занятия,скоро ходить не смогу, рубцы надо постоянно тренировать, иначе онизадеревенеют. Тогда мне каюк». Я ее после этих слов зауважала. Огромной силыволи женщина! Плакала она только в своей ванной, пустит воду и сидит там.

– Вероятно, Эмма принимала душ, – заметила я.

– Нет, – возразила Тамара. – Я потом прибиратьзаходила и видела: ванна сухая, губка тоже, полотенца не тронуты, а на раковинегора использованных носовых платков. Рыдала она, но не хотела, чтобыпосторонние знали. Пыталась беззаботной казаться. Так вот, ушла я в пять…

Утром, ровно в восемь, Тома вошла в большойдом и обнаружила хозяйку на кухне, у кофемашины.

– Вы уже встали? – поразилась поломойка.

– Да, – прохрипела Эмма.

– Ой, вы простудились! – всплеснула рукамиТома.

– Не твое дело, – огрызнулась Поспелова.

Тамара удивилась. До сих пор хозяйка с нейгрубо не разговаривала. Очевидно, Эмма почувствовала свою бестактность ипримирительного заявила:

– Это от сигарет.

– Надо бы бросить курево, – посоветовала Тома.

– Уже, – заявила хозяйка. – Больше не станудымить.

– Правильно, – одобрила Тамара, – еще, не дайбог, рак легких получите.