в ящике для игрушек в спальне детей. Сейчас там пистолета нет, успокоила их она; Фрейзер заходил неделю назад и забрал – боялся, что она испугается и выдаст оружие полиции.

Еще детективы узнали, что Фрейзер не явился на работу в Спэрроус-Пойнте на утро после убийства, хотя сам заявил, что не стал входить в открытую квартиру Лины как раз из-за того, что опаздывал на работу. А также он не сдержал слово и не принес свой 38-й. Гарви удивлялся, зачем он признался во владении оружием или, если уж на то пошло, зачем вообще общался с полицией. Викторина: ты только что грохнул двух человек и нет ни улик, ни свидетеля, которые могут связать тебя с преступлениями. Далее ты: А) Молчишь в тряпочку, Б) Приходишь в отдел убийств и врешь с три короба?

– Единственный ответ, – размышлял вслух Гарви, печатая ордер на обыск дома Винсента Букера, – что от преступлений тупеют.

Еще больше версию Фрейзера подкосило появление новой улики – прорыва, зависевшего в равной степени и от упорной работы, и от удачи.

В воскресную ночь убийства шестнадцатилетняя школьница, живущая в соседнем доме от Лины Лукас, глазела в окно на машины, изредка проезжающие после часа пик по Гилмор-стрит. Где-то в 23:15 – в этом она была уверена, потому что несколько минут смотрела местные новости, – девочка увидела, как из красной спортивной машины на противоположной стороне Гилмор вышли Лина и высокий темнокожий мужчина в кепке. Пара пошла ей навстречу, к дому Лины, но дальше девушка ничего не видела из-за ракурса. Зато слышала, как хлопнула дверь подъезда, а через час сквозь общую стенку – что-то вроде короткой ссоры мужчины и женщины. Казалось, что шум доносится снизу – возможно, из квартиры на втором этаже соседнего дома.

Какое-то время она об этом помалкивала. А когда наконец заговорила, то не с полицией, а с работницей школьной столовой, знакомой с сестрой Лины. Услышав историю, та попросила девушку обратиться в полицию. Но свидетельница не торопилась это делать, и тогда работница на следующий день сама позвонила в отдел убийств. Девушку звали Ромейн Джексон, и, несмотря на все страхи, ее не пришлось долго уговаривать поступить правильно. Когда детективы разложили перед ней шесть фотографий, она колебалась всего секунду-две, а затем указала на Роберта Фрейзера. Позже, когда она прочла и подписала свои показания, Рич Гарви отвез ее обратно в Западный Балтимор и высадил из «кавалера» в паре кварталов от Гилмор-стрит, чтобы ее не видели вместе с детективом. На следующий день Гарви с Кинкейдом объездили улицы рядом с домом Фрейзера на Файет-стрит и нашли-таки красную машину, подходящую под описание Ромейн. Она была зарегистрирована на мать Фрейзера.

Впрочем, даже с появлением свидетельницы Винсент Букер оставался для Роберта Фрейзера открытой дверью, спасательным люком. Как бы Гарви ни верил теперь в виновность Фрейзера, он бы первый признал, что хороший адвокат возьмет связь Винсента с делом и устроит на глазах у присяжных форменное побоище. Винсент явно был замешан – с плосконосыми пулями 38-го калибра в мыльнице не поспоришь, – но на роль убийцы он попросту не годился.

Для начала – кучка одежды и порезы на изголовье в комнате Лины; женщина не станет небрежно раздеваться и укладываться на кровать для кого-то, кроме любовника. Это указывало не на Винсента, а на Фрейзера. С другой стороны, Пернелла Букера убили из того же пистолета, что и Лину. Какая связь между Фрейзером и отцом парня, торговавшего для Фрейзера кокаином? Зачем кому-то убивать старика Букера? Убийца Лины похитил кокаин из пачки риса – но для чего он обшаривал квартиру Пернелла Букера?

Ответом на все был Винсент, и Гарви, глядя на пацана под стерильным белым светом большой допросной, не видит перед собой убийцу. Не может быть, чтобы он учинил с родным отцом то, что с ним учинили. Убийство – допустим. Но не десяток поверхностных ножевых ранений на лице. Даже если Винсент мог бы выжать из себя что-то такое в случае с Линой, Гарви сомневался, что пацану хватило бы хладнокровия на длительные пытки отца. Мало кому хватило бы.

Винсент маринуется в кабинке уже больше часа, когда Гарви с Кинкейдом наконец входят и начинают монолог. Патроны в мыльнице, принадлежности для наркотиков, ножи – и твой старший товарищ Фрейзер вешает оба убийства на тебя. Херово, Винсент, херово. Пять минут – и налицо нужный уровень ужаса, десять – и при свидетеле подписана форма о правах.

Детективы выходят с формой и коротко совещаются в коридоре.

– Эй, Рич.

– Хм-м?

– У пацана нет ни шанса, – говорит театральным шепотом Кинкейд. – Ведь ты сегодня в своем фирменном пиджаке.

– Вот именно. В нем самом.

Кинкейд смеется.

– Темно-синий в тонкую полоску, – говорит Гарви, приподнимая лацкан. – Он даже пикнуть не успеет.

Кинкейд качает головой и последний раз смеряет взглядом костюм Гарви. Дональд Кинкейд, уроженец Кентукки, обращается к миру с громким тягучим выговором, как из захолустья, и может похвастаться татуировкой своих инициалов над левым запястьем. Гарви играет в гольф в Хилтон-Хеде и рассуждает о деловых костюмах; Кинкейд, дрессирующий гончих, спит и видит сны о сезоне охоты на оленей в Западной Вирджинии. Одна бригада – разные миры.

– Сам будешь его колоть? – спрашивает Кинкейд, когда они направляются обратно к допросной.

– Не, – говорит Гарви, – пусть будет тройничок.

Винсент Букер ждет второго раунда, прижавшись к стенке и спрятав руки в складках толстовки. Кинкейд садится дальше, лицом к парню. Гарви садится между ними, ближе к Винсенту.

– Сынок, вот что я тебе скажу, – начинает Гарви таким задушевным тоном, будто допрос уже окончен. – У тебя только один шанс. Ты расскажешь, что знаешь об убийствах, и мы поглядим, что можно сделать. Я знаю, что ты замешан, но не знаю, насколько, и тебе стоит призадуматься, хочешь ты пойти свидетелем или обвиняемым.

Винсент молчит.

– Ты меня слушаешь, Винсент? Ты бы, сука, призадумался о том, что я тебе говорю, а то потом не выплывешь.

Молчание.

– Ты из-за Фрейзера переживаешь? Послушай, сынок, лучше за себя переживай. Фрейзер тут уже был. Он хочет тебя поиметь. Он все о тебе рассказал.

Получилось. Винсент вскидывает глаза.

– Че рассказал Фрейзер?

– А ты как думаешь? – спрашивает Кинкейд. – Перекладывает убийства на тебя.

– Я не…

– Винсент, я сам не верю этой гниде Фрейзеру, – перебивает его Гарви. – Даже если ты как-то замешан, я не верю, что ты убил родного отца.

Гарви подвигается на стуле ближе к углу Винсента и говорит чуть ли не шепотом.

– Слушай, сынок, я