Мама.

– Этта… – пробормотал он, превращая ее имя в тайну, – Этта… нам… проход…

Нет времени.

– Я знаю, – умудрилась проговорить она прямо ему в губы, – я…

У Этты не было сил оттолкнуть его, прекратить это, хотя они оба знали, что пора. Даже сейчас осознание только наполняло ее еще большим отчаяньем, разжигая невыносимый жар под кожей. Она сжала его крепче, отказываясь отпускать.

На это нет времени.

Они должны закончить это так же, как начали. Вместе.

Этта медленно касалась Николаса; неспешный дурман его поцелуев увял до призрака прикосновения.

На нас нет времени.

Судорожно вздохнув, она отвернулась. Николас наклонился, уткнувшись лбом в руку, пытаясь отдышаться.

Спустя пару мгновений произнес пустым голосом:

– Я оказался прав, так? Нам нужно… нам нужно идти, прежде чем Айронвуд отправит за нами путешественников. Если еще не отправил.

Не отводя взгляда от мокрых камней и струящихся между ними ручейков, Этта кивнула. «Почему так? – пронзила ее мысль. – Почему он? Почему?»

– Ты знаешь, куда идти? – тихо спросил Николас, подняв руку, чтобы коснуться ее лица, но тут же отдернул, словно передумав.

– Это… Думаю, мы ищем Террасу слонов, – проговорила она, вновь обретя голос. – Она была на картине моей мамы – вид с небольшого возвышения. Однако я не знаю, где она находится.

– Ничего страшного, поиски не займут много времени. Думаю, мы достаточно близко, чтобы поймать резонанс. – Николас полез в сумку и дунул в гармошку. Проход отозвался дважды, отскочив от бесприютных камней. Этта напрягла слух, пробираясь сквозь слои зова, пока не поняла, откуда он исходил. Слышался, однако, и еще какой-то гул, который она не признала.

Она напряглась:

– Звучит по-другому, тебе не кажется?

– Так же ужасно, как и всегда, – Николас повесил сумку обратно на плечо. – Идем?

Стряхнув с себя беспокойство, она пошла за ним через заброшенный город. Часть ее гадала, сколько времени потребовалось джунглям, чтобы стереть большинство свидетельств человеческого существования, – Этте хотелось припомнить точную причину того, почему Ангкор-Тхом и Ангкор-Ват были заброшены. Кажется, это как-то связано с войной и неустанными приливами и отливами сил, разрушившими даже величайшие цивилизации. Без резонанса проход снова стих, и она не была уверена, сможет ли вообще его найти. Хотя мама показывала ей карту города, отмечая, где она копала – если она вообще когда-нибудь копала, подумала Этта, – тропинки так заросли, а камни и деревянные конструкции пришли в такое плачевное состояние, что девушка едва признала Байон, когда они проходили мимо.

– Это Байон, – объяснила Этта, заметив, с каким одобрением Николас смотрит на массивное сооружение. – Мама говорит, здесь запечатлено более двух сотен лиц, если присмотреться… некоторые верят, что большинство из них – король, построивший город, Джайаварман VII.

– Кажется, это один из способов добиться, чтобы тебя помнили, – предположил Николас. – Симпатичный дьявол. Как, на твой взгляд, я бы смотрелся на одном из этих храмов?

Этта рассмеялась:

– А как бы смотрелась я?

– Не могу вынести мысли, что твое лицо будет здесь, предоставленное самому себе, и только джунгли смогут им любоваться. – Он покачал головой: – Никогда. Я никогда этого не допущу. Разве что сделать с тебя носовую фигуру, чтобы какая-то частичка тебя всегда выходила в море, которому ты принадлежишь.

Этту так ошарашили его горячие слова, что она сама потеряла дар речи. Казалось, он это заметил и опустил голову, рассеянно хмурясь.

– Хорошо, – кивнула она. – Но только при условии, что ты дашь мне какой-нибудь меч. Может быть, даже повязку на глаз. Смотря что, на твой взгляд, сильнее напугает твою следующую добычу.

– Ага, – согласился Николас, нарочито подчеркивая свой акцент, – твой взгляд будет вселять ужас в сердца людей.

Она усмехнулась.

Барельефы по бокам храма потемнели от дождя и заросли, но Этта все еще могла разглядеть резную панель, изображающую базар: люди обменивались товарами, а над ними плавала рыба. Они быстро прошли мимо воинов, шагающих вместе со слонами на войну, какой-то огромной рыбы, заглатывающей оленя, и, наверное, королевского шествия, пробираясь через грязь по слабому намеку на тропинку. Дождь смыл всякие свидетельства того, что монахи вообще побывали здесь, но Николас не расслаблялся, не терял бдительности, пока они не заметили мерцающую стену света прохода, парящего над узнанной Эттой Террасой слонов. Той, что ее мать нарисовала и повесила над диваном в гостиной.

Терраса слонов находилась недалеко от – разум выхватил нужное слово – Пхимеанакаса, первого храма города. Того, что скрывал священное дерево, погребенное внутри него, где мама действительно проводила раскопки. Этта оглядела крутую лестницу, притулившуюся к многоуровневому храму; камень казался практически красным по сравнению с замысловатым серым сооружением, угнездившимся наверху.

Как с этим местом связана ее семья?

Девушка повернулась к возвышающейся перед ними террасе, принимая протянутую руку взобравшегося на нее Николаса. Король обозревал с этой террасы шествие своей победоносной армии, а вокруг, вырезанные в камне, высеченные из колонн, стояли слоны. Площадка словно бы почивала на их спинах.

– Стоит на плечах памяти, – выдохнул Николас. Теперь Этта поняла смысл подсказки – слоны славились своей памятью, – но это не объясняло того, почему проход заставлял воздух икать. Исходящий от него звук, обычный громогласный рев, практически заглушал второй, более низкий ритм. Это напомнило Этте ощущение биения пульса в другой, неожиданной части тела.

– Что случилось? – спросил Николас.

– Ничего, просто… – Этта посмотрела на город, медленно повернувшись, чтобы окинуть взглядом деревья, словно бы перешагивающие через стены. Лица Байона отвечали ей тихими безмятежными улыбками. Когда еще она снова это увидит – увидит город до того, как в него хлынет человечество?

Никогда.

Она осознала: в этом-то и состоял соблазн путешествий во времени, их опасность: возможность, свобода тысячи возможностей, где жить и как начать все сначала. Открывалось столько красоты – успевай только останавливаться, чтобы посмотреть. На этом фоне терялись даже самые главные опасности: разрушение проходов, угроза потеряться или оказаться в недружественном времени.

– Пора, – протягивая руку, тихо проговорил Николас.

Она снова почувствовала болезненно нарастающую жажду музыки. Пальцы прижались к боку, и девушка вообразила, как бы она попыталась извлечь из струн песнь глубоко сокрытой, теплой, не скованной ничем жизни. Рассекая влажный воздух джунглей, Этта отдалась наэлектризованной дрожащей хватке прохода, горюя о том, что никогда не увидит это место снова.