Когда я добрался до ее комнаты и увидел Мэгги, сидящую на кровати, облегчение, которое я почувствовал, было сильнее, чем все, что я испытывал до или после. Моя дочь в безопасности. Уильям Гарсон до нее не добрался.

Потом я увидел ее шею, и паника вернулась.

Она была покрыта такими красными отметинами, что казалось, будто они были выжжены на ее коже. Хуже всего было то, что они напоминали отпечатки рук. Я мог различить овалы ладоней и малиновые полосы, оставленные пальцами.

Мэгги испуганно посмотрела на меня с кровати и начала плакать. Я хотел было подойти к ней, но почувствовал, как что-то налетело сзади — внезапная сила, такая же яростная, как порыв ветра. Это снова была Джесс, ее гнев вернулся с полной силой. За одно мгновение она толкнула меня на пол.

— Не смей ее трогать! — закричала она.

Я попятился назад по полу на тот случай, если Джесс снова попытается меня пнуть. Она выглядела такой свирепой, что я ожидал этого в любой момент.

— Что с ней случилось?

Джесс смотрела на меня с невыразимой ненавистью на лице. Это нельзя было принять ни за что другое. В тот момент моя жена презирала меня.

— Мэгги разбудила меня плачем. Я пришла сюда и увидела, как она задыхается. Ее лицо было фиолетовым, Юэн. И потом я увидела эти отметины на шее…

— Джесс, ты же знаешь, я никогда ее не обижу. Ты должна мне поверить.

— Я верю боли моей дочери, — сказала Джесс. — И раз я ее не трогала, остаешься только ты.

Мэгги завыла еще громче — настолько, что я сначала подумал, что Джесс не слышит меня, когда я сказал:

— Нет, есть еще.

Она услышала. Ей потребовалась всего секунда, чтобы среагировать. И тогда она прорычала:

— Ну конечно это был ты!

— Подумай, Джесс, — сказал я. — Я спал. Это ты меня разбудила.

— Ты не спал, — ответила она. — Ты забирался обратно в постель за секунду до того, как я услышала плач Мэгги.

На меня нахлынула паника, как всепоглощающая волна. Я остался лежать на полу, обхватив голову руками, чувствуя себя испуганным и виноватым. Я причинил боль своей дочери и даже не осознавал этого.

— Это был не я, Джесс, — сказал я. — Мне нужно, чтобы ты поверила.

— Юэн, я видела, как ты вернулся в постель.

— Возможно, это был я, но не нарочно, — сказала я, понимая, как безумно это звучит. — Уильям Гарсон заставил меня это сделать.

Он пришел за Мэгги так же, как и за остальными. Каждый способ был особенным — ягоды для дочери, подушка на лице Кэти Карвер. Утопления, падения и несчастные случаи. Каждая смерть была вызвана их отцами, хотя они не могли контролировать свои действия.

— Он убивал людей на протяжении всей истории этого дома. И только девочек. Всем им по шестнадцать и меньше. Он убил свою дочь, Джесс. А теперь заставляет других отцов убивать своих. Он занимается этим уже много лет.

Джесс посмотрела на меня так, будто я был каким-то незнакомцем. Я не мог ее за это винить. В тот момент даже я себя не узнавал.

— Послушай себя, Юэн, — сказала она. — Несешь этот бред, пытаешься найти себе оправдания. Тебе повезло, что я не вызвала полицию.

— Вызови, — это был один выход из ситуации — запереть меня там, где я не смогу добраться до Мэгги, а Уильям Гарсон — до меня. — Пожалуйста, позвони им.

— Ты больной, Юэн, — сказала Джесс, а потом подняла Мэгги с кровати и вышла из комнаты.

Я пошел за ними по коридору в нашу спальню, с каждым шагом мое тело немело все больше. Я не мог поверить, сбывался мой самый большой страх. Я вот-вот потеряю семью.

— Я не хотел этого делать.

Джесс захлопнула дверь перед моим лицом. Я потянулся за ручкой и, поняв, что дверь заперта, начал колотить по двери.

— Джесс, пожалуйста! Ты должна мне поверить!

Все, что я слышал по ту сторону двери, были звуки открываемых ящиков и захлопывающихся дверей шкафа. Десять минут спустя появилась Джесс с упакованным чемоданом, который она тащила за собой, все еще неся Мэгги. Они свернули в комнату Мэгги, чтобы повторить процесс.

Захлопнула.

Заперла.

Собралась.

Я ходил по коридору, не зная, что делать. Ответ пришел, когда Джесс вышла из комнаты Мэгги с чемоданом поменьше.

Ничего.

Позволить им уехать. Позволить Джесс забрать Мэгги так далеко от Бейнберри Холл, как только можно. Не важно, что она злилась на меня, и, возможно, так будет еще очень долго. Может, всегда. Важно было лишь то, что Мэгги больше не будет жить в этих стенах.

— Просто скажи мне, куда вы едете, — сказал я, пока шел за ними вниз по лестнице.

— Нет, — ответила Джесс с такой злобой, что даже я удивился.

Я догнал их у подножия лестницы и встал перед Джесс, на мгновение задержав их бегство.

— Посмотри на меня, Джесс, — я стоял перед ней, надеясь, что она сможет узнать настоящего меня. Надеясь, что от этого человека осталось хоть что-то. — Я никогда намеренно не причиню вреда нашей дочери. Ты это знаешь.

Джесс, которая ради Мэгги сохраняла мужественное выражение лица, теперь позволила ему дрогнуть.

— Я больше ничего не знаю.

— Знай, что я люблю тебя. И я люблю Мэгги. И я все исправлю, пока вас не будет. Я обещаю. Этот дом больше не причинит Мэгги вреда.

Джесс посмотрела мне в глаза, и тысячи эмоций отразились на ее лице. Я мельком увидел печаль, страх и смятение.

— Я боюсь совсем не дома, — сказала она.

Она обошла меня, в ее руках наша дочь и два чемодана. Она поставила на пол всех троих ровно на столько, чтобы успеть открыть входную дверь. Джесс взяла свой чемодан. Мэгги подняла свой. Затем они вдвоем, все еще в пижаме, ушли из Бейнберри Холл.

Я наблюдал за их отъездом из вестибюля, не мигая, пока машина не скрылась из виду. При любых других обстоятельствах я был бы опустошен. Жена и ребенок меня бросили. Я не знал, куда они уезжают. Я не знал, когда они вернутся. Но когда они ушли, я почувствовал только облегчение. Это означало, что Мэгги далеко от Бейнберри Холл.

Здесь небезопасно. Особенно для нее.

И так будет всегда, пока здесь есть дух Уильяма Гарсона. И хоть я знал, что должен от него избавиться, я не имел понятия как. Вообще, за советом я мог обратиться всего лишь к одному человеку.

Который даже не был живым.

Не найдя другого выхода, я прошел на кухню и уставился на стену с колокольчиками.

И потом стал ждать.

За всю историю своей работы я видела кучу ландшафтных дизайнеров. Некоторые из них — настоящие художники, создающие сложные схемы с вниманием к цвету, форме и текстуре. Другие — простые рабочие, обученные только выдергивать сорняки и сгребать перегной. Но все они говорили одно и то же: сажать плющ можно только на свой страх и риск. Неконтролируемый, он распространяется, поднимается и опутывает все на своем пути больше, чем любая другая лоза.