американских войск на континентальной части Италии. Но тем временем немецкие войска эшелон за эшелоном проходили в Италию через альпийскую границу с Рейхом, — и помешать этому старый маршал был не в силах.

Уже к концу первой недели августа германское командование располагало семью новыми дивизиями, и их солдаты не сидели без дела в казармах, а занимали железнодорожные узлы, электростанции, туннели и прочие объекты, которые находили важными для себя — и все это при полном бездействии итальянцев.

Муссолини тем временем держали под замком.

Сначала его увезли в Гаэту. Потом, подумав, отправили на остров Понца. Этот островок, кстати, в его время использовался как место ссылки — там, в частности, держали некоего социалиста[150], участвовавшего в покушении на жизнь дуче.

Там, на островке Понца, 29 июля 1943 года Бенито Муссолини и встретил свое 60-летие.

Его заключение не было строгим — расписание дня зависело только от его желаний, он мог сколько угодно читать и писать, и Муссолини занялся переводом «Варварских Од» поэта Кардуччи[151] с итальянского на немецкий. Вне зависимости от понимания поэзии Кардуччи или знания немецкого, такого рода деятельность всегда успокаивала ему нервы.

По-видимому, страшное нервное напряжение, в котором он жил последнюю пару лет, сейчас его отпустило. Когда Пьетро Бадольо прислал Муссолини письмо, в котором уверял, что все принятые меры служат только одной цели — обеспечению безопасности Его Превосходительства, — дуче ответил ему без вражды, пожелал успеха и к своей подписи под ответным письмом прибавил: «Да здравствует Италия».

Может быть, Муссолини даже испытывал известное облегчение от того, что неразрешимая ситуация все-таки как-то разрешилась?

7 августа 1943 года его на военном корабле перевезли на другой островок, Ла Маддалена, расположенный неподалеку от Сардинии. По пути туда он сказал сопровождавшему его адмиралу Франческо Мауджери (Maugeri): «Если меня освободят немцы, это будет означать мое возвращение к правлению на острие гитлеровских штыков. Это было бы самым большим унижением, какому только можно меня подвергнуть».

На Ла Маддалене, однако, дуче убедился, что в Германии его не забыли. Поскольку за Муссолини сохранили право получать почтовую корреспонденцию, до него дошел подарок фюрера — роскошное издание полного собрания сочинений Ницше.

А 18 августа в небе над островком показался немецкий самолет. Помимо экипажа, на его борту был и пассажир.

Его звали Отто Скорцени.

III

Во время Тегеранской конференции, проходившей в самом конце ноября 1943 года, Черчилль сказал своим сотрудникам, что в первый раз ощутил, насколько невелико влияние Англии по сравнению с влиянием ее союзников — США и СССР.

Он даже образно сравнил русских с огромным медведем, американцев — с могучим бизоном, а англичан, с собой во главе, — с маленьким осликом. Черчилль, правда, добавил, что вот как раз маленький ослик и знает правильную дорогу и выведет на нее своих коллег, медведя и бизона, но, надо сказать, тут он ошибся.

То, что «ослик» ну никак не мог повлиять на «медведя», было очевидно с самого начала, но и американского «бизона» он никак не мог направить по пути, желательному для Великобритании, Черчилль полагал, что это происходит от недостатка воображения у американских военных.

Так вот этот «недостаток воображения» проявился гораздо раньше Тегеранской конференции, не в ноябре 1943 года, а в июле.

Черчилль узнал о падении Муссолини одновременно с итальянскими обывателями, то есть чуть ли не из газет, — британская служба перехвата просто поймала сообщение радио Рима и известила премьер-министра.

И он немедленно развил бурную деятельность.

Хотя военные действия на Сицилии не были завершены, Черчилль сразу же предложил высадку в Италии, желательно где-нибудь поближе к Риму. Главная цель — вывести Италию из войны, и сделать это надо немедленно, без всяких промедлений. Главнокомандующий союзными англо-американскими войсками генерал Эйзенхауэр был человеком вежливым, но Черчиллю ответил довольно уклончиво.

Как всегда в таких случаях, он укрылся за маской «простого солдата, выполняющего то, что ему укажут» и посоветовал пылкому британскому премьеру обратиться к кому-нибудь повыше, чем генерал Эйзенхауэр, который всего лишь скромно и безоговорочно выполняет то, что ему приказывает генерал Маршалл[152] и, через его посредство, президент Рузвельт.

Эйзенхауэр при этом знал совершенно точно, что Черчиллю откажут.

У американцев имелись свои соображения о том, как следует вести войну. Они считали, что все планы Черчилля по наступлению на Германию через Балканы или через Италию только отвлекают союзные войска от главной цели — прямого удара по Франции через Ла-Манш.

И они не хотели тратить ни времени, ни драгоценного тоннажа торговых судов на то, чтобы затевать какие-то непонятные «высадки поближе к Риму», которые не могли быть поддержаны истребительной авиацией. Это бомбардировщики могли лететь далеко — бомбежку Рима проводили американские самолеты, взлетевшие с Сицилии и с новой базы на Пантеллерии, — а у истребителей радиус действия составлял не больше 300 километров.

Самое дальнее мероприятие, на которое еще можно было пойти в Италии, состояло в высадке на юге «итальянского сапога», возле Салерно, — в этом случае истребители могли добраться до места высадки десантов, провести над ней 10 минут патрулирования — и вернуться обратно на свои аэродромы. А все остальное было «черчиллевскими фантазиями».

И переговоры с посланцем Бадольо пошли в «американском духе».

IV

Генерал Кастеллано начал с вопроса: «Каким образом Италия может скорейшим, образом перейти на сторону союзников?» А в качестве доказательства искренности и доброй воли преподнес своим собеседникам подарок: чуть ли не чемодан секретных документов, в которых были отражены все подробности расположения германских войск на территории Италии.

Ну, если у Кастеллано и была надежда, что его партнеры по переговорам растают и пойдут ему навстречу, то она была развеяна прямо сразу. Генералу было сухо сказано, что ни о каком переходе или перемирии и речи быть не может — разговор коснется только одной темы: безоговорочной капитуляции.

Кастеллано не обиделся.

Он сказал, что его страна не в том положении, чтобы спорить, и согласился и на капитуляцию, с одним-един-ственным условием — союзные войска должны как можно скорее высадиться в Италии. Лучше всего в Генуе, но если это неудобно, то пусть высадка пройдет где угодно, лишь бы только место было выбрано севернее Рима.

Надо уберечь столицу от мести германского рейха.

И пусть высадится не менее 15 дивизий, а то немцы все-таки очень сильны… Тут уже удивились американские генералы. Высадка на Сицилии, первоначальными силами в 160 тысяч человек, потребовала флотилии в добрых 3000 судов, и сделано это было с подготовленных баз