Вчера мама спокойным голосом сообщила мне, что я на него кричала, и попросила сдерживаться. Не думаю, что смогу. Порой я просто не осознаю, что делаю. То же самое с моей хореей. Пока кто-то мне не скажет, я даже не замечаю, что меня бьет нервная дрожь. Все это раздражение накапливается где-то в моем подсознании.

Это ужасно, куда ужаснее, чем просто ужасно. Я побывала на месте Каллума, когда ухаживала за Харуто. Я знаю, как больно и тяжело наблюдать за тем, как небезразличный тебе человек страдает от этих симптомов.

Каллум десятки раз в день повторяет, что любит меня, но это излишне. Даже если бы он был немым, я бы и так все прекрасно поняла. Его любовь поет в его взгляде, прикосновениях и поцелуях. Одно то, что он до сих пор рядом, о многом говорит. Когда он молча разделяет горошины пополам, чтобы я могла их проглотить, я знаю, что это любовь. Когда он притворяется, что в пятый раз перестилает кровать, пока я иду в примыкающую к спальне ванную, я знаю, что это любовь. Когда он снова и снова покрывает пол в ванной комнате импровизированными ковриками, чтобы я не поскользнулась, я знаю, что это любовь, хотя, признаюсь, я схожу с ума из-за того, что со мной возятся, словно с ребенком.

Я волнуюсь за Каллума. Я умираю. Я знаю, что моя смерть станет для него сильным ударом. Смерть Харуто едва меня не убила, а ведь связь с ним была не такой крепкой, случайной в каком-то смысле. Думаю, Каллум сразу же вернется на работу и будет вкалывать двенадцать месяцев в году, пока вдруг не осознает, что он снова ужасно одинок.

Если бы перед смертью я могла чего-нибудь пожелать и быть уверенной, что мое желание осуществиться, я бы не стала просить о спасении. Я бы пожелала Каллуму жену, плодовитую и мягкую женщину с пышными формами: кажется, ему нравятся такие. Она притянет его к своей пышной груди, утешит, будет готовить ему мясо мертвых животных и родит красивых детей. Она заставит Каллума позвонить его братьям. Он переедет с ней и детьми в большой дом, в котором каждому достанется своя спальня, пока дети не разъедутся.

Господи! Я ему этого желаю. Я желаю ему счастья, всего счастья, которое я сжала в то короткое время, пока мы были вместе. Пусть оно распространится на десятилетия, которые ему предстоит прожить.

Вот только волшебных бутылок с джинами нигде не видно. Есть только обыкновенные бутылки и бутылочки с лекарствами.

В течение семи замечательных недель мы отдыхали на берегу моря, наслаждаясь моментами полнейшей непринужденности, которые впервые возникали в наших отношениях. Возможно, Лайла все больше страдала удушьем, когда ела и даже пила… Возможно, спорадические движения, вызванные хореей, становились все заметнее и возникали все чаще… Возможно, Лайла становилась все забывчивее, и ежедневные бытовые задачи, которые она перед собой ставила, давались ей со все бóльшим трудом… Возможно, она все чаще спотыкалась… Но если я и замечал это, то отказывался призваться самому себе.

Пета приезжала в гости каждый день. Иногда она появлялась перед завтраком и приносила с собой бекон для меня. Хотя Лайла зачастую при виде этого возводила глаза к небу, мы с Петой любили полакомиться мясом, так, словно были детьми, отыскавшими тайник с припрятанными в нем сластями. Леона и Нэнси мы тоже часто видели. Старики ежедневно работали в саду за окнами нашего дома. У Нэнси появилась ужасная привычка готовить еду, а затем появляться у нас с подозрительно свежими «остатками» вегетарианских блюд и домашней выпечкой. Изредка звонил Карл. В сущности, больше мы ни с кем не общались, оставаясь в пляжном домике. Я был всецело поглощен Лайлой, а она – мной. Мы весьма продуктивно провели эти семь недель, особенно учитывая то обстоятельство, что выбирались за пределы земельного участка только ради того, чтобы закупить продукты.

То было золотое время. Все казалось чудесным, за исключением полоски грозовых туч на горизонте, которые я поклялся не замечать до тех пор, пока это возможно.

Линн связывалась с Лайлой по скайпу каждые несколько дней. После одной из таких бесед врач вдруг выразила желание срочно увидеться с Лайлой и обследовать ее. Мы без особого желания собрали вещи и отправились в квартиру Лайлы в Мэнли. Как только мы переступили порог, я через застекленные раздвижные двери выглянул на балкон. «Садик» Лайлы совершенно засох. Я подавил в себе желание прикрыть ей глаза рукой.

– Блин! Как здесь воняет! – только и сказала она.

Лайла направилась прямиком к дверям и распахнула их настежь.

– Какой затхлый воздух! Правда же, мерзко? У тебя дома должно быть еще хуже. Господи! Ты там уже полгода не был.

Это не соответствовало действительности. Прошло лишь семь недель, во время которых я полностью погрузился в ее мир. Если бы моя квартира в это время сгорела дотла, я бы, пожалуй, не особенно обратил на это внимание. Я молча наблюдал за Лайлой.

– Чертовски холодно! Правда же? Я впущу немного свежего воздуха, а потом включим обогреватель.

Она вернулась в комнату, вытерла руку о спинку дивана и вздохнула.

– Гребаная пыль. Каллум! Можешь взять тряпку и протереть здесь немножко? А я надену джемпер.

Не дожидаясь моего ответа, она направилась в свою спальню.

В течение следующего часа я ожидал, когда же до нее дойдет, пытался разглядеть на ее лице разочарованное выражение. Лайла натянула джемпер, но мерзнуть не перестала. Она попыталась надеть и спортивные штаны, но руки ее дрожали, и мне пришлось ей помочь. Наконец я усадил ее на диван. На ногах у нее теперь было две пары носков. Я накрыл Лайлу одеялом. Теперь я был уверен, что она вот-вот обратит внимание на балкон и мне придется ее утешать.

Вместо этого Лайла сидела и переключала каналы. Горшки с засохшими растениями находились в метре позади нее, а она, казалось, их не замечала.

Прошло несколько минут. Я попытался поднять вопрос:

– Извини за балкон, Лайла.

Она тупо уставилась на меня.

– Извини за растения, – пояснил я.

Понимание в ее взгляде так и не появилось, и я указал на горшки с засохшими цветами. Она повернулась, посмотрела на балкон и пожала плечами, словно речь шла о погоде.

– Бывает и такое. Мы можем заменить их.

Тревожные симптомы и признаки грядущей катастрофы я замечал и прежде, но старался не обращать на них внимания… до этого случая. Теперь же, сидя в ее квартире, я наконец признал, что наш медовый месяц закончился.

* * *

За следующие несколько дней Лайла выдержала целую череду обследований. Линн пребывала в скверном расположении духа.

– Ее память нетвердая, – сказала она мне. – Когнитивные тесты показывают существенный регресс… ухудшение логической аргументации, последовательности суждений и способности решать элементарные задачи. С глотательными процессами дело обстоит еще хуже. Она, как я понимаю, все чаще страдает приступами удушья?