– Ошибаешься, – самодовольно произнес я, пока не осознал, что правда куда непригляднее. – Она врач-косметолог.

– О, это идеально! Дай-ка снова угадаю… Она была твоим личным косметологом.

– Недолго.

Я притворился, что пытаюсь выгородить себя. Похоже, тяжелый разговор вдруг принял легкомысленный оборот. Если даже шутить будут за мой счет, ничего страшного. Так все равно предпочтительнее.

– А разве конфликта интересов в ее случае не было? Разве юристы и врачи имеют право встречаться со своими клиентами?

– На самом деле это было даже удобно. Она не приходила ко мне домой до тех пор, пока мы не начали появляться на людях.

– А эта Аннализа, не приходившая к тебе домой косметолог, была красива?

– Не красивее тебя, но симпатичная, – не кривя душой, заявил я. – Миловидная – более точное для нее определение, чем красивая. Все мои бывшие подружки были симпатичными. Когда-то это казалось мне очень важным. Неудивительно, что я так и не остепенился.

– И что пошло не так?

– Мы встречались несколько месяцев. Все вроде было нормально… даже более чем нормально, но… Я не знаю… Я просто понимал, что наши отношения ни к чему не приведут…

– Она не была идеальной?

– Нет, не была, – согласился я.

Сердце мое норовило вырваться из груди. Я вдруг понял, что могу честно во всем признаваться и мои слова не причинят никакого вреда, ибо ситуации достигла, что называется, самого дна.

– Она не была тобой.

В глазах Лайлы вспыхнули игривые огоньки. Она прикусила губу и оперлась о мою спину. Я чувствовал, что она расстроена, и подозревал, что она не отступится. Лайла хотела меня. Больше ей не было нужды что-либо от меня скрывать. Я тоже мог быть с ней предельно откровенен.

Какое-то время мы молча лежали рядом.

– Я ненавижу эту болезнь, Лайла, – наконец сказал я.

– Знаешь, Каллум, а это даже не совсем болезнь. Проблема в моем ДНК. Из-за этого мне даже еще тоскливее на душе. Я страдаю не из-за несчастного случая, не из-за какой-то инфекции, которую подхватила. Болезнь является частью меня. Ненавидя ее, я должна ненавидеть саму себя. Вот это самое ужасное.

– А что обо всем этом думает Пета? Ты рассказывала матери, зачем ездила в Мексику?

– Нет. Мы сказали родителям Харуто. Они пытались нас отговорить, очень настойчиво пытались, поэтому я оставила маму в неведении. Она всегда была на моей стороне, как говорят, на все сто процентов, но было бы несправедливо взваливать на нее еще и это.

– Думаешь? Насколько я заметил, вы предпочитаете не смягчать ударов.

– Мама совсем растерялась, когда после генетического обследования оказалось, что я тоже больна, – вздохнула Лайла.

– Для нее это должно было стать ударом.

– Знаю, Каллум. Конечно, она переживала ужасные времена, но, господи, мне было еще хуже. Дедушка и бабушка умерли, когда я закончила школу. Потом умер папа. Жизнь изрядно нас потрепала и побила. Думаю, что мама дошла до ручки. Она настояла на том, чтобы я сдала анализы. Я искала лучик надежды и верила, что каким-то чудом выиграю в этой генетической лотерее, но не выиграла. Желая подвести черту под самым худшим годом нашей жизни, я поступила на юридический, и мир на короткое время стал моей раковиной. На следующей неделе я выяснила, что у меня тоже болезнь Хантингтона, а CAG-повторы частые. Лет через двадцать, если не раньше, мне предстояло встать на дорогу, ведущую в ад. Мне тогда очень нужна была моральная поддержка, но мама совершенно съехала с рельс, так что я осталась разбираться один на один со всем, на меня навалившимся.

– Сочувствую, Лайла.

– Я выжила. Я со всем справилась. У меня просто не было другого выхода. Я знала, что жизнь слишком коротка, по крайней мере, моя жизнь.

Кажется, Лайла пыталась шутить, но я не рассмеялся.

– Значит, ты все же решила поступить в университет?

– Мама не хотела. Она считала, что, если мне осталось лет пятнадцать полноценной жизни, я должна выжать из них все, что только можно. Она хотела продать ферму, чтобы я смогла попутешествовать по миру, пока в состоянии. Мама даже предложила отправиться со мной.

– Но ты все равно решила учиться.

– Я уже и так успела повидать мир. Я знала, что там есть, в большом мире. Мне хотелось знаний, информации, хотелось встретить вызов судьбы, но более всего я нуждалась в стабильности. Я мечтала немного побыть нормальной, прежде чем начнутся безумие и судороги.

– И тебе удалось.

– На самом деле удалось. У меня была замечательная жизнь, Каллум.

– И твоя мама изменила свое мнение.

– Да. Когда мама справилась со своим кризисом, она стала, что называется, первоклассной матерью, но я все равно не сказала ей, когда у меня проявились первые симптомы. Я просто ничего ей не рассказывала, но знала, что она и так поймет. Харуто ей не слишком нравился. Когда мы решили уехать и попробовать лечение стволовыми клетками, я ей сказала, что мы просто отправились путешествовать. Я общалась с мамой по электронной почте, писала так, чтобы у нее сложилось впечатление, будто я стараюсь взять от жизни все, что возможно.

Лайла слегка повернулась в постели, прижимаясь ко мне плотнее.

– Значит, ты перестала чувствовать собственные ступни. Из-за этого ты никогда не носишь туфли?

– Ну, неприятно, когда не ощущаешь землю под ногами… Но нет, дело не в этом. Я и прежде ходила босиком. Ненавижу чертовы туфли.

Я скорее почувствовал, чем увидел, как она улыбается в темноте.

– Харуто долго болел, прежде чем умер?

– Несколько месяцев. Самостоятельно он мог только дышать, а во всем остальном был словно овощ. Он так и не пришел в сознание. Я солгала всем, заявила, что мы попали в автомобильную аварию. Я даже его родителям ничего не сказала. Соврала, что с лечением стволовыми клетками ничего не вышло и мы решили немного развеяться, покататься по Мексике, а потом попали в аварию. Идиотская ложь. Они должны были знать правду, но я просто не смогла сказать этим милым людям, что Харуто умирает, а я жива.

– Сожалею, Лайла.

– Хуже того: я больше с ними не общаюсь. Когда Харуто умер, я сходила на его похороны, мы вместе поплакали, я пообещала, что буду звонить, и не выполнила свое обещание. Мне было слишком тяжело.

– Уверен, они поймут.

– Возможно.

– И что ты собиралась делать дальше? Заниматься адвокатской практикой?

– Когда ты в безнадежной ситуации, самое лучшее заключается в том, что тебе не нужно строить планы. Не помню, чтобы у меня были хоть какие-то надежды на то, что лечение подействует. Я просто не могла ничего не делать, только сидеть и ждать, когда мой мозг начнет меня предавать.