Я задумался, пытаясь представить, как чувствовал бы себя, оказавшись в ее положении. Я уже начинал считать себя экспертом по болезни Хантингтона, вот только не мог вынести мысли, что придется наблюдать за медленной деградацией Лайлы.

– Ты видела своего отца, когда он уже был болен?

– Да… довольно часто.

Я услышал, как переменился тон ее голоса. Когда Лайла рассказывала о себе, даже о Харуто, она старалась казаться невозмутимой, но как только я упомянул ее отца, в ее голосе появилась горечь.

– Это было просто ужасно. Из энергичного, полного жизни человека он… Папа не мог сидеть, стоять, даже лежать спокойно. Хорея так прогрессировала, что папа все время двигался, даже не понимая, что делает. А затем он начал сходить с ума. Постепенно он превратился в дергающееся бездушное тело, живущее в доме для хронических больных.

Я очень пожалел о том, что вообще завел об этом разговор. Прежде я видел несколько фото Джеймса Мак-Дональда. Теперь перед моим внутренним взором возник четкий образ этого человека. Вдруг я осознал, насколько дочь похожа на отца.

– Меня сплавили к бабушке и дедушке, и самым ужасным оказалось то, что каждый раз, когда я видела папу, ему становилось все хуже и хуже. Мозг глупенькой девочки-подростка воспринимал происходящее так, словно изменения в нем происходили буквально за одну ночь. Я всегда страшилась этого. А теперь все мои подростковые кошмары становятся явью. Если я сейчас сдамся, то мне станет после этого очень-очень страшно.

Воцарилось продолжительное молчание. Я подвинулся так, чтобы ее голова лежала на моей груди, а я мог гладить Лайлу по спине. После долгой паузы она снова заговорила. На этот раз ее голос был хриплым.

– Папа долго и медленно брел к своей смерти. Мама не поместила его в частную лечебницу. Ее родители заставили маму это сделать только тогда, когда папа уже даже не осознавал ее присутствия. Он прожил там несколько месяцев, а потом умер от сердечного приступа. Вместо горя мы почувствовали лишь облегчение. До его смерти мы уже сотни раз успели оплакать папу.

Я ничего не мог сказать на это. Мы лежали в тишине, если не считать ее тяжелого дыхания, а потом заснули.

* * *

Прошло несколько дней. Лайла принимала ванну, а я читал книгу, сидя на кровати.

Я прислушивался к звукам в ванной, опасаясь, как бы чего не случилось. Мне очень не нравилось, когда Лайла уходила туда одна. Слишком уж много там было потенциальных опасностей. Когда несколько лет назад Лайла устроила здесь ремонт, она распорядилась установить большую, отдельно стоящую ванну под окном. Как по мне, ванна стояла слишком далеко от стены. Лайле не на что было опереться, когда она забиралась в ванну или выходила из нее. А эти чертовы полы в ванной комнате были полнейшим кошмаром. Лайла всегда набирала слишком много воды, поэтому, когда она в нее залезала, вода выплескивалась, а пол становился очень скользким. Я расстилал на полу коврики и полотенца, но Лайла постоянно поднимала их и выбрасывала в корзину для грязного белья.

Через некоторое время я осознал, что переворачиваю страницы, но не понимаю ни слова из прочитанного, поэтому поднялся и подошел к двери ванной комнаты.

Она показалась мне такой красивой и хрупкой, когда я увидел, как она тихонько подпевает музыке, звучащей из айпада, который лежал на подоконнике.

– Привет, – улыбнувшись, сказала она. – Хорошая книга?

– Не очень. Может, нам пожениться?

Она не замешкалась с ответом:

– Я бы с удовольствием вышла за тебя замуж, Каллум Робертс, вышла бы тотчас же, если бы я была не я.

– Но ты – это ты…

– В этом, сам знаешь, заключается проблема… большая проблема. – Она подняла руку из воды и наблюдала, как капли падают обратно в ванну. – Я бы с удовольствием подарила тебе свою жизнь, но жизни у меня как раз и нет.

– Нет, у тебя есть жизнь, конечно, не такая продолжительная, как нам хотелось бы, но все же… – возразил я. – Хотя, каким бы благородным ни казалось твое желание избавить меня от этого непродолжительного жизненного опыта, ты упускаешь из виду один немаловажный факт.

– И какой же?

– Я тебя люблю. Я буду всегда тебя любить, не важно, больна ли ты или здорова, здесь или…

Мои глаза наполнились слезами, а потом и она заплакала.

– Я тебя люблю, – прошептала Лайла.

Она зажала ладонью рот, словно это могло остановить всхлипы, уже рвущиеся наружу. Подойдя к ванне, я опустился на колени рядом с ней.

– Я понимаю, что ты хочешь уберечь меня, Лайла, но одновременно ты лишаешь меня того, что мне дороже всего на свете.

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, Каллум.

Когда она была расстроена, дикция ее страдала, и я с трудом понимал, что она говорит.

– Я тоже тебе этого желаю, – произнес я.

Лайла неуклюже протянула свои мокрые руки поверх края ванны. Наши пальцы сплелись. Я прижался щекой к ее ладоням, не отрывая от Лайлы взгляда.

– Несмотря на все твои изумительные странности, ты – любовь всей моей жизни. Я не могу ничего исправить, Лайла, хотя хочу этого больше всего на свете. Но я могу обещать: я – твой, что бы ни случилось.

– Я очень тебя люблю, Каллум. Я чувствую то же, что и ты. Извини… извини, но это все, что у нас осталось. Я рада, что ты ко мне вернулся.

Мы немного помолчали. В тишине раздавалось лишь наше учащенное дыхание, а еще ее слезинки с равными интервалами падали в воду.

– Это похоже на обмен брачными обетами, – прошептала Лайла.

Я сжал ее руки и кивнул.

– Без юридической чуши?

– Почти так, как я мечтала, только я в своих мечтах не была голой, а ты не стоял на коленях в луже возле ванной.

Я выпрямился, и мы обменялись долгим нежным поцелуем. Я мог бы воспарить в небо. Она меня любит. Она только что в этом призналась. Все остальное выскользнуло из моей головы. Я жил этим мигом и не хотел двигаться с места, боясь разрушить хрупкую магию этого мгновения.

Плитки под ногами вывели меня из оцепенения. Сначала онемели колени, затем ступни. Потом я подумал о том, что вода в ванной уже должна остыть. Проклятую реальность не обмануть даже на несколько минут. Я опять ее поцеловал.

– И что ты хочешь на свадебный обед?

– Я через минутку вылезу и помогу тебе его приготовить.

В переводе эта фраза значила: «Пожалуйста, позволь мне это сделать самой». Не то чтобы Лайла до сих пор превыше всего ценила свою чертову независимость. Просто мои кулинарные таланты в области вегетарианской кухни ни на йоту не улучшились. Лайла смахнула упавшую на лоб прядь волос.

– Я знала, что в глубине души ты романтик.

– Ты вывела меня на чистую воду.

* * *