* * *

Как только мы приспособились к новому порядку вещей, я начал уговаривать Лайлу почаще бывать в саду. Под осенним солнцем она чувствовала себя совсем неплохо. Я клал в корзинку для пикников одеяло, книги и что-нибудь поесть, а потом отводил ее куда-нибудь, где росла мягкая трава. Что, в свою очередь, привело к тому, что Лайле захотелось снова работать в саду. Это занятие вызывало у меня беспокойство, но я видел, что ей это нужно.

– Как думаешь, что случается, когда мы умираем? – спросила она меня однажды, когда мы собирали с грядки урожай.

Я не знал, что ответить, но и молчать было бы неловко.

– Думаю, ничего особенного, – обтекаемо ответил я.

Не поймите меня превратно. Я искренне желаю, чтобы мой рационализм оказался ошибочным и Лайлу ждало после смерти какое-нибудь замечательное существование. Проблема состояла в том, что я в это не верил, не верил даже сейчас, когда мы оба очень нуждались в подобном утешении.

– Я считаю, что у нас есть только эта жизнь, – признался я и сунул сельдерей в плетеную корзинку, в которую мы складывали собранные овощи. – Ты ведь тоже так думаешь?

– Я склоняюсь к гуманизму. – Внезапно она сорвала листок сельдерея с растения, которое я только что срезал, и порывисто сунула его себе в рот. – Мне кажется, что, когда умираешь, ты словно бы засыпаешь. Это станет концом, отдохновением. Ты засыпаешь, словно после тяжелого дня, когда ты очень устал, или как будто под действием анестезии.

– Ты же не боишься? – спросил я.

То, куда повернул разговор, меня удивило и немного испугало. Я перестал работать, не в силах продолжать.

– Нет, – пожала плечами Лайла. – Смерть меня не страшит, а вот симптомы, сопутствующие болезни… Когда это случилось с папой и ему становилось все хуже, он стал ужасно импульсивным. Однажды мама застала его за тем, что он спускался вниз по утесу здесь, перед домом. Когда мама спросила у него, что он делает, папа заявил, что хочет немного поплескаться в воде. Он уже не осознавал, что это опасно.

Мысленно я сделал пометку: надо будет как-нибудь ночью укрепить забор, пока она будет спать.

– Но, мне кажется, я буду вести себя разумно, – тихо продолжила Лайла. – Я полагаю, что простужусь, у меня случится очередное воспаление легких, я буду терять сознание, потом приходить в себя, пока не придет тьма. Мой мозг не очнется, и я не почувствую страха. – Она улыбнулась. – Темнота. Умиротворение. Чего здесь бояться? Я даже ничего не узнаю, поэтому не испугаюсь.

Я принялся срезать сельдерей, растущий передо мной на грядке. Картина, которую она мне обрисовала, испортила мне настроение. А потом Лайла переступила через грядку и схватила меня за плечи. Мне пришлось посмотреть ей в глаза.

– Эй, послушай! Я буду удивлена, если после смерти очнусь среди фей и окажется, что какое-то загробное существование все же предусмотрено. Тогда я вернусь и устрою тебе веселую жизнь. Возможно, я проникну к тебе в спальню и переверну корзину с нижним бельем или так перемешаю твои туфли, что ты даже пару себе не подберешь.

Она изобразила ужас, и я засмеялся, хотя в животе у меня все сжалось.

– Мне легче представить себе, как я просыпаюсь однажды, а моя кровать усыпана листьями или цветами.

Она тоже рассмеялась и, склонившись, поцеловала меня в макушку.

– Ты прав. Надеюсь, я буду более утонченной, но, честно говоря, если я засну и проснусь чертовым духом, то сделаю так, что ты будешь выглядеть, словно побывал на Магди Гра[26].

* * *

– Симптомы дали себя знать сразу после того, как мне исполнилось тридцать четыре года, – рассказывала она, когда мы на следующей неделе лежали как-то ночью в постели.

Нервное ощущение первых дней улеглось, и я снова мог получать удовольствие от близости с ней.

– После смерти папы я сдала генетический анализ, а потому знала, что это должно случиться. Я знала также, что это случится рано из-за высокого числа CAG-повторов. Ты помнишь, сколько их у меня?

– Помню, что много.

– Сорок восемь, – произнесла Лайла, и по ее тону становилось ясно, что об этом числе она часто вспоминала на протяжении своей жизни. – Это много, но это не значит, что болезнь Хантингтона будет протекать с большими осложнениями, просто симптомы, скорее всего, проявятся раньше, и болезнь разовьется стремительно. Со мной это приключилось точно по расписанию.

– А с твоим отцом?

– Он был постарше, когда заболел, а бабушка – и того старше. В некоторых случаях течение болезни усугубляется с каждым последующим поколением. Именно поэтому у меня нет детей. На мне все это и закончится.

– Как ты поняла, что заболела?

– У большинства людей сначала проявляются психиатрические симптомы. Часто это необъяснимое возбуждение либо депрессия, но мне кажется, со мной пока все в этом плане в порядке. У меня же начали неметь ступни ног. Я это ощущала и часто выходила из себя. Я читала, что умственный труд смягчает двигательные симптомы, поэтому вместо того, чтобы обратиться к врачу, я начала работать, словно одержимая. Я работала и занималась научными исследованиями. А еще я злилась на весь мир.

– А потом ты вышла на невролога из Мексики?

– Нет, сначала я нашла Линн. Я предприняла то же, что и ты в то утро в больнице: пыталась уговорить ее подсказать мне хоть какую-то возможность исцелиться, – негромко рассмеявшись, сказала Лайла. – Меня терзало безумное подозрение, что существует какой-то прорыв в лечении, но она это от меня скрывает. В клинике у Линн я встретилась с Харуто.

Мы замолчали. Я смахнул волосы, упавшие ей на лицо, и прислушался к шуму океана.

– Хочешь, я тебе о нем расскажу?

Голос ее был тихим. Конечно, я не хотел. Я не хотел ничего знать, но в ее словах звучала такая тоска, такое желание выговориться, что я подавил растущую во мне ревность.

– Конечно.

– Ты мне никогда не рассказывал о своих бывших.

– О моих бывших рассказывать неинтересно.

– Уверена, что они о тебе рассказывают.

– Все мои бывшие уже давным-давно замужем, счастливы и хоть раз в жизни сообщили своим мужьями, что Каллум Робертс был тем еще засранцем.

Мы оба тихо рассмеялись.

– Расскажи хотя бы об одной.

Я вздохнул.

– Ты излишне требовательна. Я расскажу тебе об Аннализе. – Аннализа была моей последней подружкой до Лайлы. – Глупенькая, вечно хихикающая девчонка. Серьезно.

– Дай догадаюсь! Она была инструктором по фитнесу?

Похоже, Лайла решила меня немного поддразнить.