– Кто-то приехал.

– «Вы хотите обедать, а мы ещё не решили вопроса о бытии Божием», – Дима продолжал монотонно зачитывать отрывки из учебника.

– Приехал, говорю, кто-то!

Дима неловко вскочил с кровати. Схватил трость и, прихрамывая, заторопился к столу.

Из «Тойоты» вышел мужчина. Один. Сейчас он хорошо просматривался с обеих камер.

Огляделся. Неторопливо направился к заросшему участку.

– Я же говорил! – прошептал Дима, будто боялся спугнуть незнакомца своим голосом.

В отличие от Димы, Максим не был взволнован. Принял происходящее спокойно. И только с грустью признал себе, что ничего другого не ждал. Понимал, что всё закончится именно так. Быть может, поэтому не хотел устраивать проверку и вообще с негодованием выслушал подозрения Димы.

– Что он делает? – Дима выключил настольную лампу, чтобы она не отсвечивала в экране.

Незнакомец прошёл несколько шагов к дому.

Остановился. Опять огляделся.

Чего-то боялся. Странно. Ничто не мешало ему прямиком отправиться в дом.

Конечно, было не так просто решить, где именно искать тайник, – он вполне мог оказаться во дворе, у забора или под крыльцом. Максим вообще думал, что если уж Кристина расскажет о ненастоящем письме Скоробогатову, тот пришлёт целую бригаду с лопатами, ломами, болгарками и…

– Чудесно, – Дима с разочарованием отвернулся.

Они ошиблись.

Этого человека явно прислал не Скоробогатов.

Незнакомец затаился возле стены. Положение его ног и рук не оставляло сомнений в том, зачем он тут остановился.

– Ну хоть узнали, где там у вас в Клушино общественный туалет.

Вскоре машина уехала, оставив Максима наблюдать за вновь опустевшим кадром. Теперь сюда не заглядывала даже кошка.

К десяти пришла Аня. Она уже знала, что Максим останется у них ночевать. Как и просил Дима, купила им роллы и чипсы для ночного дежурства. Сама помогать отказалась – сказала, что ей нужно готовиться к сессии, а с утра ехать на консультацию по проектированию. Всё же до полуночи сидела с ними у ноутбука, и Максим был благодарен Ане – её ненавязчивые разговоры и шутки отвлекали от утомительного однообразия мыслей, от опостылевшего наблюдения за домом.

Когда Аня ушла, Дима пообещал написать статью с подробным описанием всего, что с ними случилось: от того момента, как мама передала картину Абрамцеву, до последних событий с глобусом.

– Если что-нибудь пойдёт не так, выложу всё в интернет.

Максим не стал спорить и уточнять, что именно, по мнению Димы, может пойти не так. Только почувствовал, что скучает по Кристине. Жалел, что не может сидеть с ней возле ноутбука в этом бесконечном ожидании. Усмехнулся, представив, как звонит ей, зовёт приехать к Диме, а потом просит дежурить вместе с ними.

– Знаешь, мне до сих пор кажется, что это какой-то розыгрыш, – вздохнул Максим. – Не верится, что так вообще бывает.

– Ты про Берга?

– Вообще про всю эту историю. Так странно… Только что жил себе спокойно на обочине автострады, пил чай, читал книги, а теперь вот по камерам слежу за чужим домом. Жду, что в кадре появятся люди Скоробогатова. И верю, что это действительно важно. Забываю, что я всего лишь муравей, который ничего не может изменить.

– Муравей? Скажи это Скотту Лэнгу.

– Кто это?

– Неважно. Ты, главное, не отвлекайся.

Ночью дежурили по три часа, и в свою смену Максим изредка заглядывал в учебник, заучивал имена и даты.

Тёмная громадина обгоревшего дома была едва высвечена уличными фонарями и пугала своей неподвижностью. Подходящая обстановка для какой-нибудь «Ведьмы из Блэр». И качество картинки соответствующее. Осталось разглядеть в углу затаившийся силуэт и сплетённую ведьмой ивовую вязку.

Максим пугал себя отвлечёнными образами и так коротал время.

За ночь к заброшенному дому никто не приехал.

На следующий день наблюдение продолжилось. С утра заглянула Аня. Принесла завтрак и поинтересовалась успехами – с такой интонацией и улыбкой, будто речь в самом деле шла об университетском проекте для зачёта.

Максим в очередной раз подумал, что Шмелёвы так по-настоящему и не поняли, в какую передрягу угодили. Пока тебя самого не схватят трое незнакомцев, пока не столкнёшься с опасностью воочию, лицом к лицу, невольно забываешь о её насущности, вопреки собственной воле начинаешь считать её чем-то обыденным, искусственным. Олег Шульга со своими сломанными пальцами явно считал иначе.

Весь день провели перед ноутбуком. О том, чтобы пойти в университет, не было и речи, но Дима продолжал готовиться к экзаменам, даже прочитал вслух отрывки из программных произведений по зарубежной литературе.

В кадре шесть раз показывались люди. Кто-то из местных проходил мимо. Даже не смотрел на заброшенный дом. В половине третьего во дворе засели мальчишки. Разожгли костёр из бумаги и пластиковых бутылок. Что-то закоптили на нём. Потом ушли.

И больше ничего.

К вечеру Дима признал поражение.

– Не понимаю… – растерянно прошептал он.

Попросил Максима показать сообщения, которые тот вчера отправил Кристине. Перечитал их. Убедился, что они написаны без лишних деталей или намёков, вполне правдоподобно. Затем вновь посмотрел на снимок из Русского музея, на фотографию из «Коммерсанта», будто усомнился в их подлинности.

– Я ведь был уверен, что план сработает.

– Он сработал. Только показал не совсем то, на что ты рассчитывал.

– Получается, что так.

Максим положил руку на глобус.

– Ну что. Я слушаю.

Дима нехотя кивнул.

– Я иногда думаю, как бы всё сложилось, если бы мы познакомились при других обстоятельствах.

– Это как?

– Ну, если бы нас представили друг другу в «Старом веке». Если бы мы встретились где-нибудь на улице – ты бы уронила перчатку, а я бы догнал тебя, чтобы отдать её, или… не знаю, как-то ещё. Без всей этой путаницы с картиной Берга. Без похищения людей.

– И что бы тогда было?

– Скорее всего, ничего. Ты сказала бы мне спасибо за перчатку, улыбнулась бы мне на выставке. И всё. Мы бы никогда с тобой вот так не гуляли по лесу, не было бы всех этих разговоров и…

– Чего?

– Какого-то чувства общности, что ли, не знаю. Чувства, которое возникло, несмотря ни на что, если ты понимаешь, о чём я.

– Понимаю.

– Несмотря на все игры, в которые мы друг с другом играем.

– Игры?