Движение на подступах к Новодевичьему кладбищу было приостановлено. Округа черна от дорогих иномарок, дорога – от крепких насупленных мужчин.

Стоящие каждые пять метров сотрудники милиции зорко наблюдали за происходящим, потихоньку переговариваясь:

– Не выкарабкался Гриневич.

– Туда ему и дорога.

– Что толку? Другой придет…

Несколько человек несли помпезный деревянный, в завитушках, гроб.

Когда сняли крышку для прощания, по рядам провожавших пронесся невольный шепот – Профессор лежал, как живой. Болезненная желтизна покинула слегка осунувшееся лицо с несколько заострившимися чертами. Виски отливали благородной сединой. Приехавшие из Израиля родственники поддерживали рыдающую вдову, все норовящую упасть перед гробом на колени. Отчаянно кусала шелковый платочек высокая девушка в черном – дочь покойного.

– Завидная невеста, – шепнул кто-то в толпе.

Шумно отдуваясь, Мерин плюхнулся в «шестисотый».

– Это он? – спросил Кротов.

– Он самый. Наш Профессор. Мертвее не бывает. А дочка у него ничего. Пива хочешь? – он с довольной улыбкой протянул банку.

– Пива! – взревел Кротов. – Да мы сейчас в «Кристалл» рванем! Лучшее шампанское! Ящиками!

Ваннами! Путь свободен, слышишь, чмо? Премьер-министр! – кандидат в президенты России осклабился в счастливой улыбке.

– Просто здорово, – довольно сказал сухопарый седовласый человек в темных очках с болезненно-желтоватым лицом, с интересом разглядывавший процессию через затемненное стекло огромного джипа, – Эх, жаль, не слышно, что там говорят… Ладно, потом Инна расскажет.

– Очень несерьезный и опасный с твоей стороны шаг – появиться здесь, – укоризненно произнесла брюнетка, тоже в темных очках, в черном кашемировом, пальто. – А если тебя кто-нибудь заметит?

– Они решат, что я пришел по их грешную душу, – Профессор, закашлявшись рассмеялся. – Зато сколько удовольствия! Не сердись, Мариночка, всегда мечтал посмотреть на собственные похороны. Ты – мастер наивысочайшего класса. Прими мое искреннее восхищение. – Он картинно преподнес к губам ее прохладную маленькую, блеснувшую черным камнем, руку.

– Да уж! – восхищенно выговорил Вован. – Похож-то как! Аж мурашки по коже! Где ты его нашла, Мара?

– В морге, – спокойно сказала Марина. – Какой-то невостребованный бедолага. Полгода там провалялся. Он должен быть доволен такими почестями. Ладно, поехали отсюда. Но твоя жена, Профессор, выше всяческих похвал. В ней пропала великая актриса.

– Инна?

– Хотел бы я, чтобы так она переживала на самом деле.

– Типун тебе на язык, балда, – Марина мрачно глядела на проплывавшие за окном милицейский кордоны. – Теперь путь свободен. Можно начинать…

– Мама?

– Да, дочка.

– Где Тайка?

– Она у меня дома.

– Значит, я попала в аварию?

– Да. Ты не помнить? Следователь сказал, ты не справилась с управлением. Скользкая дорога, очень большая скорость.

– Там еще была женщина… Старая… Я ее сбила?

– Нет. Он сказал, никто, кроме тебя, не пострадал. Ты просто родилась заново.

– Что? Мама, дай мне зеркало. Пожалуйста, почему ты не хочешь? Я прошу, я настаиваю, дай мне зеркало!

Снова эта ужасная боль, раздирающая мозг напополам. Руки судорожно ощупывают какие-то тряпки там, где прежде были волосы… Ее роскошные волосы – предмет гордости и обожания поклонников, зависти конкурентом. «Я была Моделью года…» Что это?

– Просто бинты. Их скоро снимут. А волосы отрастут.

– Дай мне зеркало. – Она рванулась, но мгновенно замерла, отброшенная назад очередной волной режущей боли.

– Дайте, – говорит врач в белом колпаке, заглянувший в палату. – А вы не кричите, – это уже ей, – а то приступ боли повторится. Сейчас придет медсестра, сделает укол.

Мать достает откуда-то дешевую пудренницу. Крохотный запотевший кругляш. А в нем неузнаваемо-чужое лицо. Белое, с синюшными отеками под черными дырками глаз. Втянутые в череп щеки. Вместо волос ужасный кокон.

– Забери…

– Вам бы радоваться, – сурово говорит врач, – живы остались. Один шанс на миллион. А вы на свое отражение рыдаете. Наташа, сделай успокоительный. Не на конкурсе красоты – в палате для тяжелобольных. Вот выпишитесь, сходите к парикмахеру… тогда и в зеркала глядитесь. Болит где-нибудь?

– Ноги… У меня перелом?

– И не один, к сожалению. Это посерьезнее личика.

– Я не могу ходить?

– Сможете, – «Колпак» впервые добродушно улыбнулся. – Но не сразу. Постепенно. Вам же, молодым, все быстрее надо. Торопитесь. Боитесь жить не успеете? Вот и доторопились. Потихонечку, помаленечку все сумеете… Как ребенок ходить начинает. Знаете?

– Нет.

– Вы не замужем?

– Нет. Я могу остаться хромой?

«Колпак» почему-то отворачивается.

– Пока могу сказать лишь одно – на ближайшее время с подиумом вам придется распрощаться, к сожалению. Хотя, постойте, почему «к сожалению»? В мире полно других радостей, чем таскаться туда-сюда в чужих тряпках по этой куцей сцене.

– Вы утешаете меня… Спасибо.

– Я лишь говорю вам правду. Мы все привыкли к своему образу жизни. Мы в плену у стереотипов, предрассудков… Кажется, изменится что-нибудь, самая малость – и все. Катастрофа. И только потом приходит осознание – может, это к лучшему? У вас есть… друг, жених – как это теперь вы, молодые, называете?

– Борис… Думаю, теперь уже нет.

– Кто там еще? – высунувшись из палаты, крикнул врач. – Какая страховая компания? Гоните всех в шею. Она еще слишком слаба. Что?! Простите, – доктор снял очки и беспомощно потер красные, как от недосыпания, глаза. – Боюсь, не в моих силах оградить вас от этой неприятности. Вам придется переговорить с представителем вашей страховой компании. Как вы сейчас себя чувствуете? Я могу сказать, чтобы пришли позже.

– Не надо… Я хочу знать, что случилось.

– Наташа, – выйдя из палаты, шепнул доктор медсестре, с неприязнью глядя на стильного молодого человека в сером, в «елочку», костюме, – готовьте еще успокоительное.

Сидевший в своей загородной резиденции Виталий Кротов был озлоблен и взрывоопасен, как президент перед угрозой импичмента. И причина такого его состояния была ничуть не менее веская.

Год пушистого Кота, начавшийся было так удачно, показал вдруг длинные острые когти.

Вот уже три недели он не знал покоя.

Кто-то упорно «метил» его территорию. И делал это жестко, целенаправленно, со знанием дела. Этот кто-то имел не только огромные деньги, но и большие связи, крепких, надежных «боевиков», суперсовременное оружие, четко отлаженную систему действий. Он был, несомненно, умным, жестоким, циничным, хорошим стратегом и тактиком. И до сих пор умудрялся оставаться невидимкой.