– От это красавец-хлопец! – со значением тянула она, поглядывая на девушку. – Сильный, ладный! От же бедовый токмо, по всему видать, ну так то пусть, то повыветрится! Дажить и к лучшему: чем шибче загулял, тем с женой потом добрее да согласней! Таковский попусту шпынять не станет ни в жисть же! Ох и красавец же, ох и радостный до всего! Все ж девки от заздрости изведутся!

– Яниса! – шепотом возмутилась Умма, смущенно отступая от Шадека.

Маг рассмеялся.

– Да как волишь, – старуха переплела пальцы, сложила руки на животе. – Я-то что? Суседский сын, ежели помыслить, и красивше, может, будет.

– Соседский сын? – Шадек упер руки в бока. – И как это нравится Кинферу? К слову, где он, этот шалопай?

– Не знаю, – разом потускнела Умма.

– Ну да то пустое – кручиниться про то, чего не дадено, – замахала руками Яниса. – Вы лучше вон за стол садитесь да отведайте картопельки с петрушечкой! Да с маслицем домашненьким, да на шкварочках!

Картошечка уже и сама успела заявить о себе на весь дом. Пахло так вкусно, что даже троица, успевшая поесть в таверне, не стала отказываться от угощения, и все направились к трапезной.

Только Оль придержал Шадека за рукав и негромко сказал:

– Ты про Кинфера лучше не говори, Умма расстраивается. Ты ж понимаешь, как она старалась отыскать его?

– Понимаю. Ты что-нибудь знаешь?

– Что-нибудь знаю. Пару месяцев назад он в Алонику поехал по заданию Школы.

Шадек схватился за голову.

– Зачем посылать в Алонику эльфа? У ректора мало людей-соглядатаев? Или он это нарочно, чтоб без подозрений избавиться от…

– Да ты не щетинься так, – поднял ладони Оль. – Кинфер там уже дважды был и всякий раз возвращался целехоньким. К тому же мог давно уже вернуться да уехать по новому поручению. Это ж Кинфер – одна нога здесь, другое ухо там, а на письма он ленивый. Быть может, он давно уже не в Алонике, а в каком-нибудь Гижуке жрет какой-нибудь урюк, ну или в Меравии…

– Или к родне вернулся, вечным примиренцем. Не знаешь, где теперь живет его родня?

– Я вообще впервые о ней слышу.

– О, так там душераздирающая история! – оживился Шадек. – У него отцовская линия переезжая, как раз из Алоники, все люди. Его папаша вырос в Ортае и, как ты понимаешь, женился на эльфийке. Представляешь, как алонийцы были рады невестке-эльфийке? Вот с тех пор его родители с бабкой-дедкой не общаются.

– А Кинфер?

– А Кинфера бабка и дед отчего-то признали. И как так получилось? То ли успокоились к тому времени, то ли попривыкли к эльфам. А может, просто по внукам тосковали, ну или их в тот день добрая собака покусала. Словом, Кинфер общался с теми, и с этими, и все пытался всех перемирить, только ничего не получалось, и он еще оставался во всем виноватым. Дулся, не разговаривал с ними, а потом сначала все начиналось. Бзик у него на семейном согласии.

Оль покачал головой:

– Я и не думал, что кто-то знает про его семейство – у нас же заведено скрывать истории про родню, как про что-то плохое.

– Да потому что так и есть.

– Ну так откуда ты раскопал про Кинфера? Или он тебе душу изливал по три раза на год?

– Не-а. Один раз только излил, уже после Школы. Видать, совсем допекло его тогда… Так выходит, Умма обыскалась этого балбеса, а его просто носит не пойми где? В ее день рождения? Да они ж с первого школьного года… Э-э-х, и этот эльф называет раздолбаем меня!

– Тебя все называют раздолбаем, и никто не грешит против правды, – заметил Оль и маги, рассмеявшись, двинулись наконец в трапезную.

Там все уже сидели за столом и нетерпеливо оглядывались на двери, ожидая, когда можно будет приняться за еду.

– Все-таки неправильно повелось у нас, – Оль неторопливо принялся за картошку. – Мы ж чуть не полжизни знакомы, а о семьях друг друга так ничего и не знаем! Неужто еще не пора поскидать саван с ваших мрачных секретов?

– Да кому охота их ворошить, – Шадек потянулся за огурцом. – Кто из нас, кроме тебя, может спокойно говорить о своей родне, а? Кто еще просто уехал учиться в Школу, а не сбежал, или вырвался с боем, или вовсе отвалился отрезанным куском? Вот, к примеру, за школьные годы кто-то из нас слыхал, что бабушка Уммы в самой столице живет? Я вообще не знал, что у нее бабушка есть!

Яниса хотела было поправить Шадека, но не успела: Умма улыбнулась и звонко ответила:

– А вот и есть!

* * *

Утро было солнечным и теплым, словно осень нарочно ждала маленького праздника, чтобы побаловать жителей столицы. Умма, разрумянившаяся, взволнованная, в красивом новом платье и с высоко зачесанными волосами, была под стать этому радостному ясному дню.

Оль подарил ей плетеный набор, который мошукские мастера сотворили по особому заказу своего гласника: сундучок и шкатулочка, оба с хитрыми замками и откидными крышечками, устланные внутри кожаными подкладками.

Умма, восторженно попискивая, тут же набила сундучок гребнями, лентами и баночками.

Шадек преподнес накидной платок из дриадских кружев. Умма всплеснула руками, протараторила что-то о лютых растратах и тут же набросила платок на плечи.

Бивилка, ухмыляясь, протянула обернутый шелком сверток, сопроводив подарок словами «Почти в пару платку» и «Не при мужчинах откроешь!».

Дом, кое-как прибранный вчера, тоже выглядел достойно. Но засиживаться не стали, выбрались на задний дворик, устроились за столом, по случаю праздника накрытым скатеркой, расставили посуду. Шадек вытащил из кухни котел с картошкой, Оль пристроил на столе большое блюдо с гречишными лепешками и пузатый кувшин с квасом, Бивилка расставляла плошки со сметаной, овощами, зеленью. Яниса в доме заканчивала колдовать над мясом. Запах разносился умопомрачительный.

– Ой, а вино-то мы выпили! – всплеснула руками Умма. – Я вчера про него забыла! Забегалась с этим гласником…

– Какой затейный вышел случай, – Оль хитро прищурился и вытащил из-под стола плетеный кувшин с вишневой наливкой, который прихватил вчера на рынке, – сознательность перед общиной породила безответственность в отношении друзей!

В дверях показалась Яниса.

– Где ж там шатает тех хлопцев, что мусять помогати старой бабе таскать казаны со смачненьким мясом, а?

Шадек и Оль наперегонки рванули в кухню. Яниса, держась за спину, сделала пару шагов во двор, оглядела накрытый стол, одобрительно покивала.

– Ото ж доброе потчевание будет! До ладу людям хорошим!

Парни, отдуваясь, вытащили здоровенный парующий казан, установили на утоптанной земле рядом со столом. Стали рассаживаться. Яниса незаметно отступила обратно в дом.

– Да тут шесть тарелок, одна лишняя! – заметила Бивилка.