Так и не разглядев никакого колебания звезд над темной грядой врезавшегося в реку скалистого мыса, я согласно кивнул и поспешил следом за Омельченко, который, несмотря на темноту, уверенно двинулся в предсказанном направлении.

С увала огонек прорезался настолько отчетливо, что я невольно подивился беспечности караульщиков, костер которых был наверняка виден и с реки, и со стороны гор. Правда, от нашего стационара можно было разглядеть лишь мерцание звезд в весьма ограниченном секторе, а заметить это дрожание кроме Омельченко вряд ли еще кому-либо удалось. Поэтому Рыжий и его друзья не беспокоились, что я обнаружу их местопребывание. А вот Омельченко, которого они поджидали, вполне мог заявиться с любой стороны. Тут они явно недодумали, надеясь, что ночью в этих местах в голову никому не придет передвигаться. Что ж, воспользуемся их ошибкой.

– Заходим с двух сторон, – прошептал Омельченко. – Ты оттуда, а я повыше поднимусь. Для страховки. Вон с того уступчика и повиднее, и послышнее. А ты снизу подберись. По запаху судя, они сейчас колбасу на рожне смолят. Значит, водяру употреблять будут, что нам в самую жилу. Пристройся поближе и лежи не дыши, анализируй. Когда смываться – сигнал подам. Или сам сообразишь. Спускайся тогда к распадку, а насчет меня не зависай. Я на слух определю, где находишься. Когда надо будет, состыкуемся. Не дрейфуй, Алексей, все будет, как партия велела. Разошлись?

Я согласно кивнул, и Омельченко, шагнув в сторону, почти сразу растворился в темноте. Шагов его, как я ни прислушивался, не услышал. «Мне бы так научиться передвигаться по тайге. Да еще ночью, – завистливо подумал я. – Он-то наверняка подберется вплотную, а вот получится ли это у меня? Постараюсь, конечно…»

Ушло у меня на это «постараюсь» не меньше получаса, причем минут 20 из них пришлось чуть не на пузе ползти. Зато, в конце концов, устроился я за поваленной полусгнившей елью довольно удачно – видно было не так чтобы очень, но зато отчетливо слышно каждое слово. Первая же фраза, которая донеслась до меня, настолько меня заинтересовала, что я чуть ли не наполовину высунулся из своего убежища, чтобы получше разглядеть происходящее и говоривших.

– Сдается мне, котяра, что ты нам дуру гонишь про своего молодого научного сотрудника. Он, может, и правда с придурью, но если, как говоришь, о рыжье проинформирован, запросто мог мозги закомпостировать насчет «будет сделано». А сам потом такого наделает, большой ложкой не расхлебаешь.

– На хрена?! – услышал я знакомый с истерическими нотками голос Рыжего и понял, что именно его назвали «Котярой», ориентируясь, очевидно, на его фамилию. – На хрена, – еще визгливей заорал мой бывший помощник, – ему компостировать, если он теперь под наблюдением и контролем? И хорошо об этом осведомлен. Ему всего делов теперь – за комаром с топором. Ни вооружения, ни лодки, ни рации. Зуб даю – в лучшем виде все исполнит. Он хоть дурак, но не дурак. Все-таки при науке состоит, выводы делать научен.

– Зуб у тебя я и так ликвидирую. И не один, если не так повернется.

– Да пошел ты! – не сбавлял тона Рыжий. – Если бы не новый расклад, я бы с вами придурками ни за какое рыжье не стал бы связываться. Себе дороже. Опыт имеется в достаточном количестве. Таких деканов у нас в кочегарке пучок на рупь.

Самого удара, как и того, кто его нанес, я с моего наблюдательного пункта не увидел, но влетевшего в поле моего зрения и рухнувшего чуть ли не в самый костер Рыжего и отлетевшее в сторону присвоенное им ружье разглядел очень даже подробно. Рыжий долго не шевелился, и только когда от жара костра задымился рукав его новой форменной куртки, застонал, заскреб ногами, отдвигаясь, сел, помотал ошалело головой, разглядел лежавшее неподалеку ружье, дернулся к нему и снова отлетел в сторону от удара ногой появившегося наконец в поле моего зрения Декана. «Кажется, начинаются внутренние разборки», – подумал я, отодвигаясь в тень и привалившись плотнее к трухлявой сырой плоти погибшего дерева. С места, где стоял Декан, разглядеть меня в этом ненадежном укрытии не составляло особого труда, сделай он шаг-другой в мою сторону. Но, судя по всему, валявшееся на земле ружье интересовало его гораздо больше ближних окрестностей, слегка подсвеченных беспокойным пламенем быстро прогоравшего костра. Подобрав ружье, Декан взвел курок и наставил ствол на неподвижно лежавшего Рыжего.

– Не уяснил ты, Котяра, себестоимости настоящего момента. Отсюда твои проколы по всем направлениям. Особенно в направлении ху ис ху: кто будет парадом командовать, а кто исчезнет в неизвестном направлении по причине хреновой художественной самодеятельности. Понятно излагаю?

Рыжий не отвечал и не шевелился, хотя я готов был поклясться, что он прекрасно слышит каждое адресованное ему слово.

«Чего он к нему прицепился на ровном месте?» – удивился я ничтожности предъявляемых Деканом претензий, явно не соответствующих тяжести возможного огнестрела. «Обиделся, что ли, за свой авторитет? Не пристрелил бы сдуру. Судя по поведению, он, кажется, не очень адекватен. При возможном общении, пожалуй, стоит это иметь в виду».

– Слышь, Декан, – раздался хриплый голос еще одного караульщика. Судя по раскладу, этот должен был быть Хриплым. – Чего ты на него наезжаешь на пустом месте. Насчет тебя он зря, конечно, базарил. Так остальное по уму, без вариантов.

– Сумел нагадить, пускай парашу за собой выносит. Тогда будет без вариантов.

– Чего выносить-то? – не отставал Хриплый, появившись наконец в поле моего зрения и загородив широкой спиной чуть ли не половину обзора. Вместо Декана я видел теперь только его нервно переступающие конечности, да иногда ствол злополучного ружья оказывался на виду, по-прежнему направленный на неподвижно лежавшего Рыжего.

– Чего, говоришь? Давай рассуждать логически. Знаешь, что такое логика?

– Ну. Когда по уму.

– Можно и так. Как он вообще к нам приклеился?

– Ты же сам позавчера его от этого придурка ликвидировал. С доставкой по назначению.

От очередного «придурка» меня передернуло. Судя по всему, все они почему-то были уверены в моей умственной неполноценности. Обидно, конечно, ну да ничего, переживем. А может, даже используем в своих целях. С дурака какой спрос. Соответственно и бдительность.

– Имеется в виду не позавчера, а тогда, по первому разу. Откуда он нарисовался?

– А я знаю? Ты же его тогда предоставил.

– А мне кто его предоставил? Смотрю – уже шестерит по полной, ж…пу вылизывает.

– Ну…

– Что ну? Хрен с ним, думаю. Чем самим бадяжить, пусть спину гнет. А как сладится все, пусть тут и остается.

– Ну…

– Гну. Из-за него вся наша экспедиция