И если Маруся завела себе моду сутками не вылезать из постели – то рыдает, то просто в потолок смотрит, а Степа, ясное дело, при ней с любовью и утешениями, – Валентина, наоборот: в гостинице почти и не бывала. С утра до позднего вечера бродила по городу. Без цели. Или, наоборот, с целью? Как можно быстрее заграницу понять?

Она гуляла по рыбному рынку, наблюдая, как румяные продавцы лихо острейшими ножами разделывают свежую, со слезой, семгу. Заходила в кафешки – намеренно выбирала не гламурно-туристические, а простецкие, пропитанные табачным дымом и потом. Рискнула посетить парикмахерскую – и мастер ее даже почти понял, волосы, как Валя и просила, перекрасил – правда, не в светлый шатен, а в жгучую брюнетку.

Она постоянно наблюдала за людьми, прислушивалась к разговорам – понять финский язык, ясное дело, и не пыталась, а вот если кто по-английски говорил, уже слегка «въезжала». Не говоря уже о хохляцком и белорусском – граждане из бывших сопредельных республик в Хельсинки, на удивление, тоже встречались. И однажды – к тому времени уже неделя прошла, как они в Европу ворвались, – решилась вступить в разговор сама.

Кандидатом на роль «первого заграничного друга» оказалась молодая женщина. Валя приметила ее в кофейне. Сначала просто любовалась, до чего непринужденно и лихо та сбросила пуховик, раскинулась на стуле, подозвала официанта, заказала горячий шоколад – разговор, ясное дело, шел на невразумительном финском. А потом, когда перед посетительницей поставили исходящую паром чашку, Валя вдруг услышала – в этот раз уже на чистейшем русском:

– Горячий, зараза!

И сама не заметила, как с собственного языка сорвалось:

– Ага. Я тоже обожглась.

(Хотя пила не шоколад, а для сугреву – рюмку баснословно дорогой в Финляндии водки.)

Вале повезло. Женщина, расслышав ее реплику, не скривилась, а просияла, выпалила:

– Землячка, да? Клевяк! Садись ко мне, а?

И уже минут через десять девушки болтали, будто старые подруги, и новая знакомая все восклицала: «Как я рада, что можно по-русски поговорить!»

Валя с нескрываемым интересом вникала в биографию женщины. Ее звали Ингой. Имя красивое, необычное, а вот жизнь до поры была скучной. Заурядные школа и музыкалка в чахлом провинциальном Гороховце... Когда пришло время, институт в Питере, голод и холод в общаге, жесткая зависть к коренным жителям Северной столицы... А потом вдруг на их институтскую дискотеку финны завалились. Они, видите ли, в Ленинград на стажировку приехали – и вот захотели попутно в танцах с русскими красавицами постажироваться...

Ну тут у Инги с одним из горячих финских парней любовь и приключилась.

– Настоящая любовь, не какой-нибудь расчет, ты не думай, – горячо убеждала Валю новая знакомая. – Это потом Ярко, имя у него такое, мне хуже мигрени надоел. Да, впрочем, эти финны – они все нудные... А ты здесь какими судьбами?

Валя и выдала тщательно продуманную за долгие часы одиноких прогулок легенду. Что по прописке и месту жительства она казашка, хотя по жизни русская, просто у предков ума хватило в свое время на восток работать уехать. Что находиться в Казахстане, если местным наречием не владеешь и глаза у тебя не косые, сейчас решительно невозможно, а Москва или иной российский город – тоже далеко не небесная манна, к беженцам негостеприимны. «Вот я и решила квартиру свою в Алма-Ате продать, все-таки малые, но деньги, – вдохновенно сочиняла Валя. – Ну и махнуть из Казахстана куда подальше. Не в Москву, а аж сразу в Европу. Мне ж без разницы, где беженцем быть, а тут, ясное дело, лучше. Вот сюда, в Хельсинки, и попала...»

– Значит, у тебя и деньги есть? – окончательно повеселела Инга.

– Ну... немножко... – промямлила Валентина.

– Тогда вообще шоколад! – хлопнула ее по плечу бывшая россиянка. – С моего-то козла и лишней марки не вытянешь, а тебе ведь, наверное, и одеться надо? И кутнуть – по-нашему, по-расейски?

– Кутнуть – это я всегда «за», – кивнула Валя. – Пойдем куда скажешь – я профинансирую, за тугриками дело не станет... Но у меня знаешь какая проблема? Паспорт бы нормальный достать... А то с моим казахским документом ни на работу не возьмут и не съездишь никуда...

– Ну-у, официально финский паспорт нужно пять лет ждать... – поскучнела Инга.

– А неофициально? – не отставала Валя.

– Можно, конечно, и неофициально. – согласилась новая подруга. – Тут все можно, если лазейки знаешь! Ты за меня держись, со мной не пропадешь. Я здесь уже это... как его... ассимилировалась.

– Ну, тогда давай выпьем за успешную ассимиляцию, – предложила Валя. И поспешно заверила: – Угощаю я.

– Давай, – легко согласилась Инга. Не стесняясь, заказала у официанта сразу бутылку дорогущей водки. И заверила Валентину:

– Ну, подруга, счастье тебе подвалило, что ты со мной познакомилась. Я уж из тебя европейку в два счета сделаю!

«Ты мне только с паспортом помоги, – быстро подумала Валя. – А европейкой я как-нибудь и без твоей помощи стану...»

* * *

Прошло две недели – и вот уже Валя со Степаном и, конечно, неизбежной Марусей смогли отпраздновать «минимальную интеграцию в европейское общество».

Инга не подвела – свела Валентину и ее «казахских друзей» с нужными людьми, которые и взялись за умеренную мзду обеспечить наших героев паспортами, а также обязательными на Западе карточками социального страхования.

– Вряд ли, конечно, этот паспорт будет легальным, но иного выбора нет, – выдал резюме Степан. – Соглашаемся.

А Валя подумала – чуть не впервые за всю историю их знакомства с легким презрением: «Как будто ты для этого выбора хотя бы пальцем шевельнул!»

Степан с Марусей и правда совсем лежебоками стали – ничего полезного не делали. Даже еду – уже приноровились к европейским порядкам – в номер заказывали. А если чего нужно – из того, что в отеле не продается, – просили Валю, чтобы купила.

– У тебя так ловко, Валечка, все получается, – льстила ей Маруся. – Ты ведь и по-фински уже, кажется, говоришь?.. Когда только все успеваешь?..

– Ты тоже можешь: ходить, смотреть, слушать – и заговоришь моментом, – пожимала плечами Валя.

– Зачем мне? – грустно усмехалась Маруся.

– Сама же хотела к местной жизни адаптироваться! – пожимала плечами Валя.

– Поздно, – вздыхала Маруся. – Выучить язык, хотя б английский, я все равно не успею...

А Степан в редкие минуты, когда они с Валентиной наедине, виновато заглядывал ей в глаза:

– Прости меня, Валюшка, что я все с Марусей да с Марусей... Понимаешь, я просто чувствую: недолго ей осталось. И никакая клиника в Цюрихе уже не поможет. Вот и хочу – наглядеться, наговориться...

– Что ты оправдываешься? – вздыхала Валя. – Выбор, как говорится, твой. И жизнь – твоя.