Степа повелся на предложение Санька. Скорей всего, потому, что истомился от безделья. Он раскупорил свой депозит. Оставил себе сотню тысяч про запас, а остальное перевел на карту на текущий счет.

Они с Саньком сняли гараж и рядом с ним площадку-отстойник: в Бельгии, под Брюгге. Потом носились по гаражам подержанной рухляди, особенно упирая на прибрежные, приатлантические: в Северной Франции, Бельгии, Голландии. Санек изъяснялся с сервисменами на неплохом французском. Степа осматривал товар. Хозяева гаражей – форинеры, святые люди! – почти всегда честно показывали тачки-«утопленницы». Приобретали их концессионеры практически задаром. К примеру, потонувший «Гольф»-двухлетку можно было прибрать к рукам за восемь штук франков.

Вскоре площадка при гараже оказалась забита машинами. Степа покупал в основном германцев: «БМВ», «Ауди», «мерсы», «Пассаты». Он уповал на открывшуюся в нашем отечестве тихую любовь к бюргерским тачкам – символу надежности, скорости, преуспевания. Возился с ними с утра до ночи: проверял электрику, доводил движки, отлаживал подвески. Наконец-то он занимался делом, да к тому же любимым.

Работать на подхвате – мыть, пылесосить, полировать – взяли нелегального иммигранта-марокканца, довольно ленивого. Изъяснялись они со Степаном в основном жестами. Марокканец довольно скоро освоил русский мат и пытался огрызаться, когда Степа принуждал его работать. Санек тем временем носился, как он выражался, «в сферах»: оформлял для тачек документы на вывоз.

Степа, работая руками в бельгийском гараже, не раз и не два вспоминал свой московский сервис. Эх, был бы рядом с ним Петька! Да и Валька не помешала бы... Странно, но о Марусе он вспоминал гораздо реже, чем о своих старых товарищах. Возможно, потому, что она истомила его своим бледным видом, тоской и капризами, покуда умирала в цюрихской клинике.

Вскоре первая партия – шестнадцать машин – была готова к вывозу на родину, в далекую холодную страну. Они с Саньком решили: сопровождать их будет Степа. Он хорошо знал реалии нынешнего капиталистического времени – не то что Санек, сваливший из страны, когда от ветра перемен открылась первая форточка: в восемьдесят седьмом году. Зато у Санька имелся фраер, работающий в Москве на таможне, поэтому с растаможкой груза, как он уверял, никаких проблем не будет.

И в мае девяносто шестого (как раз когда Алиса Меклешова путешествовала с первым президентом в предвыборном туре; Валя – а точнее, Вэл Долински – сдавала первые экзамены на курсах при Институте Сервантеса; Петька уже полтора года лежал в безымянной могиле в валдайских лесах) Степа пустился в обратный путь на родину. Две автовозки, четверо водил, шестнадцать легковушек груза. Ехать через Польшу – Украину – Белоруссию Степа застремался. Слишком дальняя дорога, слишком лихие страны на пути. Другим маршрутом пусть получалось реально дороже, но он выбрал его. Сперва своим ходом до немецкого Ростока, затем на пароме до Питера. «А там семьсот пятьдесят кэмэ до Москвы как-нибудь проскочим, – думал Степа. – Раз уж проскочили их в ту ночь: сперва с понтом на милицейском «уазике», а потом на окровавленной «шестере».

Однако надеяться на одну лишь удачу Степан не стал. Все-таки он потратил на дело, на круг – машины, гараж, автовозки, паром, – почти две сотни тысяч баксов. (Саня в основном вкладывал, как он витиевато выражался, свою интеллектуальную собственность: знание французского, связи среди европейских «гаишников» и на Московской таможне.) Поэтому в Питере, пока еще автовозки с грузом стояли в порту, Степа явился в местную ментовку. Знали бы милицейские, что за птица к ним залетела! Ведь мильтоны, скорей всего, раскрыли ночное нападение на джип, вычислили, кто в нем участвовал... Однако с новой внешностью и новым паспортом Степан чувствовал себя практически неуязвимым. К тому же полтора года жизни в свободной и чистой Европе и полный лопатник баксов придали ему и лоск, и кураж.

Договориться с оголодавшими питерскими ментами оказалось легче легкого. Штуку «гринов» (в рублях, по курсу) Степа перевел через сберкассу в благотворительный фонд содействия милиции, еще столько же налом заплатил на карман начальству. И по триста баксов – каждому из четырех офицеров сопровождения. И вот спустя полтора года, прошедших после снежной и кровавой ночи, Степа вновь вернулся на бывшую трассу Е-95.

Он часто задумывался о том, окажется ли он еще раз в России и если да, то каким окажется возвращение. Но Степа даже вообразить не мог, что оно случится так скоро и будет обставлено столь понтово. Что он будет ехать не в телогрейке в автозаке, а в красивом костюме, с долларами в портмоне да еще и в сопровождении двух гаишных «Фордов» со включенными мигалками! «И во сне мне такое не могло присниться», – думал Степан. А они – на скорости сто двадцать, милицейская машина впереди, потом караван из двух фур, еще одна ментовозка сзади – пролетали последовательно место, где бросили тогда «шестерку»... Проселочную дорогу, куда сворачивали, чтобы похоронить Петьку... И, наконец, тот пятачок, где расстреливали джип... Летом, днем, на скорости пейзаж выглядел совсем иначе, чем в ту зимнюю ночь, но Степа, сидя на заднем сиденье замыкающей милицейской машины, все равно узнавал места, которые он не чаял когда-нибудь еще раз увидеть... А вот поди ж ты...

Когда они прибыли на авторынок в подмосковных Люберцах, Степа по мобильному телефону (а они с компаньоном завели себе мобильники – как-никак западные бизнесмены) позвонил в Бельгию Сане. Телефон партнера не отвечал. Телефон гаража тоже. Не отвечал также номер человека, который, по заверению товарища, должен был помочь ему в Москве с таможней. Не брал трубку и тот кент, что, по словам Сани, держал рынок и готов был помочь выставить тачки на продажу.

Распрощались со Степой и укатили в обратный путь довольные питерские менты. Шоферы автовозок начали сгружать легковушки – прямо на обочину. А Степан все звонил и звонил своему партнеру – пока вдруг с удивительной ясностью не понял: тот его просто кинул. Да, кинул... Значит, Степа совсем не зря, совсем не из лишней перестраховки заказал милицейское сопровождение от Питера до Москвы. Когда б не две ментовские машины – пожалуй, не добрался бы он живым-здоровым до российской столицы. Ему ли не знать, что может случиться с ценным грузом на большой дороге! Похоже, и его по наводке Санька кто-то ждал с обрезами на обочине трассы Е-95.

Больше Степа Саню никогда не встречал. Он не предпринимал никаких телодвижений, чтобы его найти, хотя вскоре возможность разыскать предателя появилась. И денег найти Санька хватило б. Но зачем? Пытать его, убить? За что? Санек хотел подставить Степана под пули. Кинуть, погубить – да у него ничего не вышло. Обычное дело в русском бизнесе.

А тогда, майским вечером девяносто шестого, когда Степа выстраивал шестнадцать иномарок на обочине шоссе близ Люберецкого авторынка, к нему подвалили трое в кожанках. Неподалеку от них маячили еще трое – один из них невзначай продемонстрировал Степе бейсбольную биту, другой – пистолет. Разговор был предельно вежливым, даже участливым. «Ты че, мужик, тачки привез продавать? Че, сам, один, из Европы? Во дает!.. Да ты загребешься тут стоять, мужик. Вон, вишь, какая конкуренция. Глянь на рынок – все забито. От края до края тачки расставлены. Давай мы у тебя всю партию возьмем. Оптом. Ни с таможней, ни с оформлением никакого геморроя. Ты нам документы – мы тебе тут же нал. И угребывай на все четыре стороны».