Я не помню, как я добралась до дома, как пила вино исудорожно собирала свои вещи в чемоданы, а затем доставала их обратно ираскладывала по шкафам. И так бесчисленное количество раз. Дозвонившись доНаташки, я поведала ей все, что произошло, сказала, что я не хочу жить, потомучто жизнь так некстати дала жуткую трещину, что больше всего на свете мнехочется биться головой о стенку и кричать на весь свет одно простое слово: «Ограбили!»Потому что меня действительно ограбили — у меня украли моего мужа. Но Наташкабыла непреклонна и в который раз объясняла мне то, что так живут все, что яобязана запрятать свою гордыню подальше, собрать волю в кулак и делать вид, чтоничего не случилось. А когда Илья явится домой, я должна встретить его сулыбкой на лице и создать ему такой душевный комфорт, чтобы его прекратилотянуть на сторону. «Нагуляется, перебесится, и будете жить дальше», —говорила Наталья свою излюбленную фразу, совершенно не обращая внимания на моеужасное состояние.

Поняв, что у меня окончательно сдают нервы, я выпила убойнуюпорцию алкоголя, легла на кровать и, стараясь побороть головокружение, закрылаглаза.

Я вдруг подумала о том, есть ли на свете счастье и не выдумалили его люди, а если счастье действительно есть, то почему за него такаяжестокая расплата — разочарование, горечь, печаль и одиночество. Вера в лучшееосталась далеко позади. Неужели в тот вечер в бассейне, где было море шаров ивсевозможных букетов, Илья был со мной из-за жалости? Подарить последнюю ночьлюбви и отдать свою дальнейшую жизнь на растерзание той, которая уже давноэтого ждет…

Я не думала.., боже, я никогда не думала, что Илья такбыстро меня бросит, при первом же удобном случае! В ушах, как приговор, звучалислова Варвары: «Он будет мой. Скоро мы будем вместе. Я у вас его уведу».

А дальше мои мысли потекли в таком направлении. Да, я отдалаИлье свою кровь и просидела у его больничной постели ровно полгода. Что изэтого?

Нельзя же все отношения строить на одном только воспоминаниидолга. Илья ничем мне не обязан. Он волен делать все, что ему хочется. То, чтоменя бросил любимый муж, наверно, просто естественно. Он променял меня на ту,которая красивее, моложе, сексуальнее и напористее. По-любому наши отношениядолжны были закончиться. Рядом с таким шикарным мужчиной, как Илья, должна бытьтакая женщина, как Варвара, потому что, если бы мы с ним оставались и дальшевместе, я бы всегда находилась в его тени. Наверно, так мы и жили. Находясь возлетакого роскошного мужчины, как мой супруг, я и сама не заметила того, как сталаего бледной, едва заметной тенью.

Открыв глаза, я увидела, как отчетливо крутится вокруг меняспальня, словно вокруг оси, и от этого меня замутило еще больше. Я была ещеочень пьяна, сегодняшний стресс только усугубил мое состояние.

В этот момент мне особенно остро, как никогда, захотелосьумереть, потому что я успела ухватить в жизни то, что называется счастьем, ноне смогла его удержать. Что ждет меня впереди? Неизвестность, беспредельныйстрах одиночества и неизбежность.

Встав с кровати, я поправила мятое платье, посмотрела насебя в зеркало и, ужаснувшись своего бледного вида, вышла из дома. Поймавпервое попавшееся такси, произнесла безразлично:

— Отвезите меня куда-нибудь в центр.

Я села в машину и принялась нервно теребить подол своегомятого платья.

— Куда в центр-то? — не понял таксист.

— Мне все равно, — глухо ответила я и приняласьтупо смотреть в окно.

— Но у вас какая-то цель есть?

— Нет у меня никакой цели! Где высадите, там и выйду.

— Хорошо, тогда я высажу вас на Пушкинской площади. Васустроит?

— Вполне.

Он остановился возле подземного перехода, я вышла из машиныи, спустившись по ступенькам вниз, встала рядом с бродячими музыкантами простопотому, что больше идти никуда не хотелось. И сил не было.

— Смотрите, какая телка пьяная, — заметил вперерыве тот, кто до этого играл на трубе. — Ты откуда такая пьяная?

— Оттуда, — я попыталась сохранить равновесие ипоказала рукой вверх, то есть на дорогу над переходом.

— Как тебя звать?

— Света.

— А ты где живешь? — глаза бродяги с трубойзагорелись жадным похотливым огоньком.

— На Рублевке, — не задумываясь ответила я ивызвала общий хохот всех музыкантов.

— А ну-ка, скажи еще раз, где ты живешь?

— На Рублевке.

— У тебя там дворец?

— Нет. Дом восемьсот квадратных метров.

— Сколько-сколько?

— Восемьсот метров.

— А может, и бассейн у тебя есть?

— Да. Два. Один крытый, другой открытый.

— Народ! Это Света с Рублевки! Прошу любить и жаловать.Света, тебе здесь нравится? — бродяга с трубой похлопал меня по плечу иобнял за талию.

— Весело здесь у вас, — закивала я пьянойголовой. — Даже не верится, что еще совсем недавно я жить не хотела.

— А почему ты жить не хотела?

— Муж к другой ушел, — ответила я и тихоньковсхлипнула.

— Светик, да ерунда это все! Я тебе говорю — ерунда.

— Не ерунда. Я его очень сильно люблю.

— Да пусть катится. Светик! Пусть катится колбаской поМалой Спасской. А ты нас сегодня к себе на Рублевку возьмешь?

— А вы хотите?

— А кто ж на Рублевку не хочет? Сейчас спрошу у своихкорешей.

Парень с трубой посмотрел на своих собратьев, громкопрокашлялся и сообщил:

— Народ, Света приглашает нас на Рублевку! Катим?

— Катим, — закричали все в один голос. —Будем купаться и пить водку. Только для начала бабла надо немного собрать.

Протянув мне грязную шапку, трубач поставил меня в самыйцентр своей честной компании и отдал хозяйское распоряжение:

— Мы играем, а ты бегай с шапкой и собирай с народаденежки. Чем больше денежек соберешь, тем больше выпивки будет. По рукам?

— По рукам, — улыбнулась я пьяной улыбкой ивнимательно посмотрела на старую, поеденную молью шапку, стараясь стоять пострунке и не терять равновесия.

— Ну все, народ, приступаем к работе! Светик теперьбудет с нами тусоваться. Назначаем ее нашим казначеем.