Я поднимаю ладони, признавая поражение.

– Но мам, я была права! И я нашла доктора Стернфилд. Она жива, и она проводила исследования. Возможно, я даже нашла противоядие, над которым она работала.

Мама делает несколько судорожных вдохов, будто задыхаясь, а потом хрипло произносит:

– Противоядие?

Она опускает голову и раскачивает ею из стороны в сторону, будто не веря. Потом она начинает плакать.

Я обнимаю ее дрожащие плечи.

– Со мной все будет в порядке, мам. Пойми, я хотела помочь всем, доказать… прости, что я напугала тебя.

Она все еще всхлипывает, а я все еще обнимаю ее, когда в комнату вместе с доктором Калдикотт входит полицейский – женщина с волосами, заплетенными в тугие косички.

Она представляется и открывает блокнот.

– Люди шерифа нашли хижину и вашу машину, но там никого нет, а дом, похоже, обчистили.

Эти слова словно оглушают меня.

– Она не могла уйти. Я, ох, после того, как она попыталась усыпить меня, я ее связала.

Офицер полиции поднимает брови.

– Нам нужно услышать версию и другой стороны.

Доктор Калдикотт, которая, нахмурившись, наблюдала все это, говорит:

– У нас есть основания полагать, что доктор Стернфилд скрывала важнейшие материалы для поиска противоядия, которое могло бы спасти жизнь двух сотен людей.

Офицер говорит мне:

– Так ты признаешь, что вломилась в хижину доктора после того, как обездвижила ее?

– Нет, дверь была открыта, и я…

Мама встает между мной и ней.

– Она будет говорить только в присутствии адвоката. Вы должны лучше знать правила допроса несовершеннолетних. В особенности тех, кто пережил травматический опыт.

Доктор Калдикотт открывает дверь и включает свой командный голос:

– Мисс Холлингс права. Как ее врач, я настаиваю, чтобы Эйслин дали отдохнуть. Если понадобится, я буду рада дать показания, что в ее организм были введены опасные успокоительные, и у нее есть травмы, типичные для нападения.

Офицер полиции поняла, что осталась в меньшинстве, и уходит, пообещав быть на связи. После того как за ней закрывается дверь, мама и доктор Калдикотт радостно «дают пять» друг другу.

Мне не настолько радостно. Если и был шанс вылечить меня от CZ88 так, как я этого хотела, он исчез вместе с доктором Стернфилд. Разве что в ее компьютере и колбах найдется настоящее сокровище.

После этого мне разрешают покинуть больницу. Хотя мне ужасно сильно хочется убежать отсюда, я настаиваю, чтобы мне дали увидеть Шейна и остальных, хотя уже за полночь; к черту официальные часы посещений. Останавливаясь рядом с каждым, я говорю:

– Держись, держись.

По пути домой, сквозь вздохи и слезы, мама сообщает, что в ближайшем будущем я вообще не выйду из дома. На это я могу только рассмеяться. Моя комната – единственное место, где я сейчас хочу оказаться. Думаю, мама заколотила бы двери и окна, если бы могла. Но ей не стоит беспокоиться. Мне больше не нужно убегать.

Чтобы избавиться от дурноты, оставшейся после снотворного, мне приходится проспать целый день. Тихий звон в ушах никуда не исчезает, будто неустанно преследующий меня комар. Он не дает мне забывать о том, что пропитало все мое тело.

Как только я прихожу в себя, мама рассказывает, что Джек и Эви звонили уже по десять раз, умоляя разрешить зайти. Я решаю, что это хороший знак.

Джек добирается до моего дома первым. Он медлит несколько секунд, стоя передо мной, а потом мы падаем друг к другу в объятья. Тепло наполняет мое тело.

С полными слез глазами я говорю:

– Мне так жаль, что я заставила тебя беспокоиться и переживать, что я не считаюсь с тобой.

Мы соприкасаемся лбами.

– Мне нужно было поехать с тобой в Кле-Элум, как бы безумно это ни звучало. Шейн ведь поехал.

– Как бы то ни было, ты ведь знаешь, что я сделала выбор уже давно.

Я вожу пальцем по его ключице, заметив, что от него немного пахнет хлоркой, как от меня, когда я еще ходила в бассейн. Что ж, если материалы исследований, ради которых я рисковала своей жизнью, оправдают ожидания, однажды мы сможем наслаждаться вечерними совместными заплывами.

Эви врывается в дом, сбив меня с этой приятнейшей мысли.

– Про тебя уже говорят в новостях!

– Вот черт, – говорю я. – Я не специально. И если они попросят взять интервью, надеюсь, ты будешь рядом, чтобы подготовить меня.

Она дергает меня за волосы.

– Что тебе нужно, так это чтобы кто-то тебя владеть оружием научил. Поверить не могу, что ты выследила эту ненормальную. Слава богу, что ты в порядке.

Я хлюпаю носом.

– Слушайте, вам больше не нужно беспокоиться об оружии и безумных погонях. Я больше никуда не собираюсь.

Эви и Джек одновременно восклицают:

– Обещаешь?

Несколько часов спустя мама объявляет, что доктора Стернфилд по-прежнему не нашли, но миссис Стернфилд и доктора Далсета привели в полицию для допроса. Есть и более полезная новость: исследователи извлекли тонны полезной информации из ноутбука и колб, с которыми доктор Стернфилд работала, прежде чем исчезнуть.

На следующий день доктор Калдикотт звонит мне и маме, и по громкой связи генетик объясняет нам, что CZ88 содержит два вирусных вектора – второй из них был обнаружен в колбах, которые я стащила. Доктору Стернфилд понадобилось два вектора, чтобы упаковать все генетические модификации, которые она хотела внедрить. Она задействовала одновременно несколько методов, например использовала фрагменты РНК, чтобы модифицировать существующие гены, а не внедрять совершенно новые. Даже материал, который использовался в качестве наполнителя для вирусов, «набивки», которую большинство исследователей считают «мусором», содержал внедренные в него генетические инструкции.

Его дальнейшие объяснения оказываются по большей части выше моего понимания, но очевидно, что он в восторге.

– Итак, каков итог? – спрашивает мама, когда он останавливается, чтобы перевести дыхание.