Когда я просыпаюсь, оказывается, что уже стемнело и воцарились темно-синие сумерки. Вот черт, мама и Сэмми, наверное, с ума сходят.

Я лежу на ее теле, неподвижном, но теплом. Опасливо оглядываюсь в поисках шприца – он по-прежнему торчит из бедра доктора Стернфилд. Я выдергиваю и выбрасываю дьявольскую штуку куда-то в кусты.

Едва держась на ногах, я в сгущающейся темноте бреду к хижине, по пути остановившись, чтобы стошнить в кусты. Я нажимаю на выключатель на стене, и свет озаряет убежище доктора. Телефон здесь, может, и не принимает, но электричество есть. Внутри тянется ряд столов, на которых разложены лабораторные журналы, стоит компьютер, лабораторное оборудование, упаковки с едой, такие же, как я видела в доме ее матери, и холодильник, набитый рядами колб на подставках.

Я в спешке открываю шкафчик с припасами и роюсь в нем, пока не нахожу веревку.

Я тащусь наружу, чтобы связать доктора Стернфилд, прежде чем она снова бросится на меня, но поляна, куда мы упали, пуста. Справа я вижу просвет между деревьями. Если она позовет кого-то на помощь, чтобы заставить меня замолчать… о боже, только не это.

Я гонюсь за ней по хрустящим под ногами веткам и догоняю ее, как раз когда она выходит на небольшую поляну, где припаркован джип. Сжав кулак, я изо всех сил опускаю его ей на спину, и снова мы боремся, катаясь по земле. Она скрежещет зубами, и отчаяние определенно придает ей сил.

Может, у меня и нет генов воина, но у меня тело человека, который провел годы, оттачивая умение плавать баттерфляем. И, что еще важнее, на кону моя жизнь.

– Ты, сука. – Я обрушиваю град ударов на ее голову. Потом я переворачиваю доктора Стернфилд и усевшись на ее ногах, обматываю веревкой ее запястья. – Ты меня совсем не знаешь.

Она кричит и извивается, пока я не втыкаю локоть ей в почку. Это надолго выбивает из нее дух, так что я успеваю связать и ее лодыжки. Сделав больше узлов, чем на самом деле необходимо, я связываю ее так же туго, как позапрошлой ночью связывали меня.

Она хрипит:

– А теперь что?

Я переворачиваю ее на бок и обыскиваю карманы.

– Я не сумею втащить вас в джип и совершенно не доверяю вам, так что развязывать вас я не стану.

Я достаю из ее кармана ключи.

– Так что устраивайтесь поудобнее.

Она дергается взад и вперед, в ее глазах паника.

– Нет, Эйслин. Я на полном серьезе предлагала тебе работать вместе. И мне на самом деле осталось совсем чуть-чуть до открытия противоядия. Именно за это мне платил доктор Далсет. Никто, кроме меня, не имеет и малейшего представления о том, какие гены модифицировать. Если полиция арестует меня, все мои исследования будут остановлены. Ты просто должна мне довериться.

Мне не нужен супер-IQ, как у нее, чтобы понять, что это плохой план.

– Если хотите, чтобы я вам поверила, назовите гены, на которые воздействовали.

Она выплевывает названия трех генов.

Я вздыхаю.

– Их исследователи уже идентифицировали.

– Что ж, я не дам тебе полную формулу, пока ты меня не отпустишь. Но я могу гарантировать, что другие исследователи ее не вычислят.

– Почему нет? Они взяли у нас множество генетических тестов и идентифицировали вирусный вектор, который вы использовали, чтобы доставить вашу проклятую комбинацию модифицированных генов. Кроме вас полно умных ученых, даже если они не изменены генетически.

Она кривится:

– У них был почти месяц. И они нашли только очевидные версии. Вы никогда не найдете то, что ищете.

– Почему вы так уверены?

В этот момент я вспоминаю, как однажды она сказала: «То, что для одного ученого – мусор, для другого – сокровище». Ведь Ксавьер написал «МУСОР» в своих заметках? Может, это не потому, что он решил, будто его заметки бесполезны? Что, если он понял, что слишком узко ограничивает зону поиска? Рассматривает только гены. Но как насчет пятидесяти процентов нашей ДНК, которую считают «мусорной», потому что в ней не закодированы последовательности, запускающие выработку белков?

Мое дыхание учащается.

– Вы изменили и нашу мусорную ДНК, чтобы как-то повлиять на наши гены.

Ее самодовольство сменяется ощутимой, неудержимой тревогой.

– Не будь такой глупой.

– Нет, вот что глупо, так это то, как легко я могу читать ваше лицо, спасибо «харизме». Иронично, да?

Я бегу обратно к хижине и беру ее ноутбук вместе с ящиками, в которые я запихиваю колбы из холодильника. Она даром времени не теряла. Чтобы содержимое колб не нагрелось, я запихиваю между ними пакеты с морожеными ягодами из холодильника.

Слушая, как доктор Стернфилд выкрикивает ругательства вперемежку с привлекательными предложениями, я пять раз бегаю от хижины к машине и обратно, чтобы забрать отсюда все, что хоть как-то напоминает материалы исследования. В последний раз осмотрев ее секретную лабораторию, я замечаю зачитанную копию «Цветов для Элджернона». Подумать только. Оставлю это ей.

Погрузив последнюю порцию материалов в джип, я бросаю доктору Стернфилд одеяло и, не обращая внимания на ее мольбы, уезжаю в сгущающуюся темноту.

В ближайшем городе я борюсь с искушением заехать в полицейский участок, но стремление поехать прямо в Такому оказывается сильнее. Уступив себе, я все-таки останавливаюсь на попутной заправке, чтобы совершить анонимный звонок в полицию и сообщить им, что ученая-преступница, которую показывали в новостях, связана и ждет их в хижине неподалеку. Конечно, мне придется ответить на много вопросов, но сейчас главное – передать это исследование в руки кого-то, кому я могу доверять. Доктор Калдикотт, может, и не самый добродушный ученый на планете, но сейчас мне нужна именно она.

Меньше чем через два часа я паркуюсь у больницы «Флоренс Бишоп». Меня трясет, когда я вбегаю в отделение «скорой помощи». Я объясняю дежурной, что мне нужно срочно поговорить с доктором Калдикотт. Она кивает, будто уже слышала все это раньше, и убеждает меня посидеть в комнате ожидания. Все по-старому, все по-старому.

Десять минут спустя в двери врывается доктор Калдикотт, и, как только я рассказываю ей свою историю, вызывает медсестру, чтобы она помогла выгрузить все записки, колбы и ноутбук из джипа на тележку и отвезти в ее собственный офис.

У меня бурчит в животе и болит голова. Стараясь не обращать внимания ни на то, ни на другое, я говорю:

– Передайте исследователям, что они должны искать изменения и в мусорной ДНК тоже.

Она кивает, а потом делает еще несколько звонков, в том числе звонит маме и вызывает полицию. Не знаю, кого из них я больше боюсь. Впрочем ладно, знаю, и она врывается в комнату первой.

– Эйслин, о чем ты вообще думала? Ты так безрассудно стремишься быть убитой?