— Ты-ы! — взревел он, переводя ствол Парабеллума на оперативника. Конечно же он его знал — Пономарев представил ему всю информацию, кто есть кто.

Раздался выстрел — пуля из пистолета Лисицына, попала Клыку в плечо. Но и тот успел нажать на спусковой крючок. Раздалась осечка.

Он успел нажать еще дважды, но немецкий пистолет стрелять не хотел. Потому, что время… В каком бы состоянии ни было оружие, оно все равно старое.

Но в следующую секунду, раздалось сразу три выстрела — прямо через дверь, разделяющую коридор и блочный щит управления. Стрелял Пономарев, причем вслепую. На звук.

Все три пули попали точно в спину Лисицына. Тот охнул, выронил ствол и рухнув на колени, завалился плашмя вниз. Изо рта брызнула кровь. Пистолет откатился в дальний от меня угол.

Воспользовавшись моментом, я швырнул в Клыка болтавшийся у меня на плече тяжелый дозиметр «ДП-5». Тот угодил точно ему в голову, а я рывком устремился к противнику. У него еще должен был находиться мой «Макаров», ранее принадлежащий Петру — единственный боеспособный ствол, до которого я мог дотянуться.

Но Виктор, пусть и раненый, все еще был очень опасен. Лицо было в крови, плесо тоже. Его рука внезапно выкинула мне навстречу нож — тот вонзился мне в бедро, к счастью не глубоко. Реакция меня подвела — не ожидал я подобного.

Взревев, я двинул его в нос, но тот ловко подставил лоб. Кулак, попавший в кость, внезапно подвернулся, как у новичка, впервые ударившего боксерскую грушу. Даже что-то хрустнуло. От боли, я ослабил напор, чем Клык и вопользовался.

Он как-то резко навалился на меня, пытаясь достать ножом мой живот, вот только простреленное плечо существенно снизило его навыки. Лезвие скользнуло по ребру, но я не обратил на это внимания.

Я извернулся, ударил Клыка коленом в пах. Тот взвыл от боли, но все-таки попытался ударить снова. Я поймал его руку в захват, болевым приемом вывернул ее под таким углом, что диверсант разом обмяк. Выхватив из-за пояса Виктор мой пистолет, я не успел снять его с предохранителя.

Позади меня раздался выстрел. Пуля попала мне в живот, чуть ниже и левее желудка.

Схватившись за рану ладонью, я откатился в сторону. Клык рухнул на пол.

Пока что, боли не было. Только осознание того, что меня подстрелили. Шоковое состояние.

Я увидел Пономарева. Тот, с перепуганным лицом стоял в дверях и держал меня на прицеле.

— Убей его! — рявкнул Клык.

Капитан поднял пистолет, но нажать на спусковой крючок не успел. Внезапно, справа раздалось два выстрела… Одна пуля попала точно в лоб капитана, вторая в горло.

Выронив «Макаров», тот беззвучно завалился вперед, рухнув, словно поверженный колосс.

А сбоку, в дверях, я увидел Андрюху Петрова… Тот тоже был в белой одежде, но без головного убора. Голова почему-то наспех перемотана бинтом, в руках пистолет. Это он пристрелил предателя Пономарева.

— Андрей… — охнул я, тяжело опустившись на пол. Почувствовал боль, затошнило.

— Сука! — Клык, сообразив, что вмешалась третья сила, попытался дотянуться до пистолета Лисицына, но Андрей не оставил ему этого шанса.

Еще один выстрел и Клык свалился на бетонный пол.

— Леха, ты как? — Курсант бросился ко мне. — Ранен?

— Зацепило маленько… — пробормотал я, пытаясь подняться на ноги. — Время? Скажи мне, сколько время?

— Час двадцать две минуты…

Счет пошел уже на секунды… Операторы наверняка уже запустили эксперимент, а значит, прямо сейчас реактор РБМК-1000 уже вошел в стадию разрушения. Медленно, но верно топливные каналы внутри активной зоны начали деформироваться. А значит…

Вдруг, я увидел лицо Киршенбаума, высунувшегося из-за открытой двери. Несмотря на то, что буквально под боком была перестрелка, событие практически не повлияло на работу операторов. Им-то отвлекаться никак нельзя, тем более в такой решающий момент. Но я уверен, решения были заторможенные, не такие, как в моем времени.

Кое-как встав, шатаясь вправо-влево, я бросился внутрь блочного щита управления.

— Эксперимент запустили? — слабеющим голосом рявкнул я.

— Только что! — растерянно отозвался Акимов. — Тот с пистолетом приказал!

Само собой он говорил о капитане.

Не теряя ни секунды, я рванул прямо к пульту. Споткнувшись, рухнул на пол. Накатила такая жуткая слабость, что я едва смог приподняться.

— Жми «АЗ-5»! — не своим голосом заорал я. — Или ваш гребанный реактор взлетит на воздух. Жми!

Но они не нажали. Стояли с ошарашенным видом, таращились на меня и не двигались.

Мимо операторов, словно молния, промчался Андрей и в нерешительности остановился у пульта. Растерянным взглядом он искал кнопку «АЗ-5», только не знал, как она выглядит.

— Большая кнопка… — из последних сил выдохнул я. — Красная.

— Что вы делаете?! Нет! — вскричал Дятлов, рванув к нему.

Но Петров решительным движением выжал кнопку аварийного отключения реактора. Прозвучал громкий и противный сигнал. Взглянув на свои часы, я увидел время — час двадцать две минуты пятьдесят восемь секунд.

Я далеко не был уверен в том, что это действие хоть сколько-нибудь изменит ситуацию. Но надежда еще была… Если только каналы еще целы…

— Выброс мощности! — воскликнул Топтунов, глядя на индикатор мощности работы реактора. — Критический показатель!

Я увидел цифру… Только что она подскочила до четырех тысяч мегаватт. Реактор был рассчитан на работу в три тысячи двести мегаватт, а тут явный перебор… Конечно, вот он «концевой эффект». Те самые тормоза в системе, цель которых заключалась в том, чтобы мгновенно остановить все реакции в активной зоне. Но на деле, все оказалось иначе. Фатальный изъян. Концевики, выполненные из графита вошли в активную зону — полезла мощность. Хотя должно быть наоборот. Тело стержня выполнено из борной стали, которая глушит реактивность, но эта часть еще не успела войти в активную зону, а значит… Все повторяется вновь, как и в моем времени…

Бляха! Я не успел! Я не смог предотвратить техногенную катастрофу!

Еще несколько секунд и реактор рванет. Ожидая этого, зажмурившись, я опустился на пол, лежал на спине и зажимал ладонью окровавленную рану. Ждал конца, ведь все очевидно. Но его почему-то не было.

Пять секунд.

Десять. Двадцать.

Ничего не понимая, я с трудом приподнял голову и взглянул на индикатор. Отчетливо разглядел, что мощность быстро падала. Сейчас она была в районе четырехсот мегаватт тепловых… Трехсот. Двухсот. По нулям. Все!

Не веря своим глазам, я облегченно выдохнул. Еще раз посмотрел на часы.

Стукнуло час и двадцать четыре минуты.

— Реактор поврежден, у нас авария! — заорал Акимов, глядя на таблоид состояния стержней СУЗ. Там все мигало, звучали тревожные звуки.

Но взрыв, который должен был разрушить энергоблок, так