– А что же? – удивленно посмотрела на меня Валка, не переставая ухмыляться.

– В мире два типа людей, – ответил я, прислонившись плечом к сердоликовой колонне; люстры над нами парили под высокими сводами, напоминая хрустальные созвездия. – Те, кто принимает действительность такой, какая она есть, и те, кто делает ее такой, как им хочется.

– И ваш император способен изменить действительность по своему желанию?

– Нет, кесарь – это кесарь.

– Потому что у него есть власть, – скривилась Валка.

– Нет. – Я дотронулся до ее татуированной руки. – Как раз этому я пытаюсь научить Александра. Власть играет свою роль, возможно даже главенствующую. Но кесарь является кесарем потому, что мы в это верим. Действительность создается с низов, а не наоборот. Если бы император не был императором, из него вышел бы простой тиран.

– Это все равно только маска, – отмахнулась Валка.

– Роль, – уточнил я. – Амплуа.

– Что? – Она подняла пустой кубок, привлекая внимание официанта.

Это было древнее слово, и я не удивился, что Валка его не знала. Я как мог объяснил его значение на галстани.

– Сэр Адриан! Лорд Марло! – раздалось у меня за плечом.

Повернувшись, я увидел кучку молодых нобилей, девушек в ярких платьях и юношей в чуть более спокойных костюмах военного фасона, но не подлинно военных, а с узкими воротниками и короткими широкими рукавами с бронзовыми браслетами вместо бронированных наручей. Говоривший с поклоном выступил вперед. На его груди был вышит белый щит с короной и тремя золотыми птицами. Герб был мне знаком, но я не мог припомнить, кому он принадлежал.

– Лорд Эндрю Курзон. Мы с друзьями подумали… – Он пригладил напомаженные волосы и покосился на приятелей, словно боясь задать вопрос. – Можно сделать с вами голо?

Словно в качестве аргумента юный аристократ показал свой терминал. Валка снова фыркнула.

– Курзон? – переспросил я. – Мы с вами не родственники? Мой дед по материнской линии был из Курзонов.

Сам я его не знал. Он умер за несколько столетий до моего рождения. Мать и три – или четыре? – ее сестры были рождены из его замороженного семени. Неудивительно, что я не признал герб. Бабушка им не пользовалась. После смерти лорда Майкла в этом не было необходимости.

Юноша помотал головой:

– Нет, сэр. Как бы мне этого ни хотелось. Я проверял. Он был из ветви Лассира, отделившейся семь тысяч лет назад.

– Понятно, – кивнул я, позволяя парню встать рядом.

– Не будет ли госпожа любезна сделать снимок? – спросил он лучезарно улыбающуюся Валку.

– С превеликим удовольствием, – потешаясь над моей неловкостью, ответила она.

Друзья лорда Эндрю обступили нас. Я поправил накидку, положил руку на церемониальную саблю и приобнял юношу за плечо. Одна чрезмерно надушенная девушка в фиолетовом платье взяла меня под руку и тесно прижалась, только усилив мой дискомфорт. Валка прикрыла рот, чтобы не рассмеяться, а я надеялся лишь, что юная леди не станет прижиматься чересчур сильно и не почувствует под мышцами моей руки искусственные кости. Наличие искусственных костей не нарушало заповедей Капеллы, но могло привести к недопониманию и неловким вопросам.

– Правда, что князь Бледных отрубил вам голову? – прошептала девушка прямо мне в ухо, отчего меня едва не передернуло. – И вы отрастили новую?

«Так вот, значит, что я сделал?» – хотелось спросить мне, чтобы заставить ее отстать, но вместо этого я лишь улыбнулся марловской улыбкой.

– Миледи, не стоит верить всему, что говорят в новостях. – не меняя выражения лица, я повернулся к Валке и терминалу Курзона.

– Лорд Гехинген считает вас обманщиком, – прикрыв рот, прошептала девушка. – Колдуном.

– Если я колдун, возможно, вам стоит держать язык за зубами, – ответил я, и девушка рассмеялась. – Кто вообще такой этот лорд Гехинген?

– Вассал князя Гогенцоллерна.

– Один из старых Львов! – вмешался лорд Эндрю. – Старый тупой зануда.

Я лишь ухмыльнулся. Львами называли коалицию наиболее древних и почитаемых родов Империи. Эти люди ставили верность престолу выше верности тому, кто на нем сидит, однако для многих императоров они являлись самыми верными союзниками.

«Повиновение из верности трону иерарха», – вспомнил я и, заметив вопросительный взгляд Валки, объяснил:

– Лорды-консерваторы.

– Это и так понятно.

Пришла моя очередь гримасничать. Львы не являлись политической партией – партии были запрещены еще во времена Бога-Императора. Они были лишь неформальным сообществом нобилей-традиционалистов, куда входили лорды и великие князья, в том числе все три магнарха и большинство имперских наместников, включая мою покойную бабушку. Стань я политиком, быть может, оказался бы среди них. Я привык романтизировать их, этих самоотверженных рыцарей, не защищающих фальшивую память об Империи, которой никогда не существовало, а прокладывающих путь к той Империи, какой она должна быть в их представлении, со всеми ее недостатками.

В этом у нас было кое-что общее.

Конечно, со временем я понял, что Львы не часто соответствовали этим убеждениям. В этом сама опасность убеждений. В политике, по-моему, убеждения – это меч, направленный прямо в сердце. Для многих лордов предпочтительнее было не иметь принципов, чем рисковать напороться на этот меч. Чем тверже твои убеждения, тем больше тебе терять.

Вот почему из них выходили такие великолепные злодеи.

Разговор о Львах заставил меня вспомнить парадные знамена, те, что не были приспущены в честь моей победы.

Бурбоны.

Махидоны.

Гогенцоллерны.

Но эти мысли тут же ушли, потому что оркестр умолк и раздалась одинокая протяжная нота – не горн, не труба, а электрогитара. Чуть погодя вступили струнные, клавишные, и наконец все инструменты грянули гимн под названием «Вдали от солнца»[8].

Император прибыл.

Посреди рева гитары и звона тарелок появился его величество. Император Вильгельм Двадцать Третий вошел через высокий сводчатый дверной проем в дальнем конце зала в сопровождении зеркальных экскувиторов и слуг всех мастей. Гости мигом умолкли; лишь триумфальный гимн продолжал греметь, горделиво и необычно, совсем не так, как музыка, которая звучала в мою честь на площади Рафаэля. По залу как будто прокатилась волна; начиная с тех, кто был ближе всего к императору, все преклонили колени. Мне пришлось потащить Валку с собой, но она послушалась и припала на одно колено.