— Но, — быстро добавила я. — Я не твоя, чтобы целовать меня.

Это было проще, чем сказать ему, что однажды он поцеловал меня, и мне это не понравилось.

Он нахмурился, но кивнул.

— Я понимаю.

Мгновение неловкого молчания прошло между нами, прежде чем я встала, взяла свой телефон со стола и сунула его в карман толстовки.

— Я напишу тебе, — пообещала я.

А потом, прежде чем он успел сказать что-нибудь еще, я ушла.

***

Я оцепенела, пока шла несколько кварталов назад к своему дому, не в силах даже поежиться от прохладного тумана, который опустился на город. Группы студентов, смеющихся и выходящих в ночь, проходили мимо меня, как будто я была невидимкой, это было именно то, что я чувствовала.

То, что я всегда чувствовала.

Это было жалкое чувство, которое не было оправдано после того, как очень горячий, очень желанный музыкант практически бросился на меня. Я должна была чувствовать себя польщенной, должна была упиваться тем, как сильно он хотел меня, тем, как он взял бы меня, если бы я только позволила ему.

Но факт оставался фактом: он был не тем, с кем я хотела быть.

Для Клэя я была просто инструментом, уловкой в его заговоре, чтобы вернуть Малию. И я даже не могла злиться на него, потому что я с головой окунулась в его предложение помочь мне заполучить Шона, потому что Клэй тогда даже не был на моем радаре. Шон был всем, чего я хотела, всем, о чем я мечтала.

Как глупо с моей стороны не помнить об этом, когда Клэй обнимал меня, когда он прикасался ко мне, целовал меня.

Я была абсолютной идиоткой, ведя себя так, будто я главная героиня какого-то дурацкого любовного романа, вместо того, чтобы помнить, что я просто странная, занудная девчонка, пытающаяся притворяться.

Пытающаяся все подделать.

Я притворялась, что достаточно уверена в себе, чтобы быть специалистом по связям с общественностью, притворялась, что я девушка Клэя, притворялась, что ничего не чувствовала, когда он раздевал меня, когда его рот и руки доставляли мне удовольствие, которого я никогда в жизни не испытывала.

Я притворялась, что мне на него наплевать, что я хочу, чтобы Малия вернулась в его жизнь, что я хочу помочь этому случиться.

В течение нескольких месяцев я жила в одной гигантской лжи.

И теперь я понятия не имела, кто я такая.

Я еле волочила ноги, когда завернула за последний угол, ведущий к моему кварталу, роясь в кармане в поисках ключа. Я была слишком занята, разглядывая тротуар, и не заметила, что я не одна, пока не оказался на краю своего крыльца.

И в поле зрения появилась большая пара белых кроссовок Allbird.

Мое сердце остановилось в груди при виде их, темно-серых штанов для бега, которые застегивались на лодыжках ног, которые я могла нарисовать вслепую, так хорошо я их знала. Я сжала ключ в руке, пока мои глаза скользили по этим спортивным штанам, футбольному свитеру NBU и, наконец, по лицу Клэя.

Его несчастное, измученное лицо.

Я не могла говорить, не могла сделать ничего, кроме как смотреть, как его колено подпрыгивает, его сцепленные руки балансируют над ним, скрюченные вместе, как будто он был человеком на грани срыва. Его нос раздулся, красные глаза изучали меня по всей длине, как будто он искал что-то, чего не мог найти даже с помощью увеличительного стекла.

— Как все прошло?

Его вопрос удивил меня, особенно тем, как медленно и мучительно он слетел с его губ. Это было едва слышное карканье, как будто слова обожгли его пищевод на выходе.

— Честно? — спросила я на медленном вдохе. — Ужасно.

Клэй не проявил никакой эмоциональной реакции на это.

— Я имею в виду, он пытался, — уточнила я. — Я… Думаю, я получила то, что хотела. Но я просто… — Я сделала паузу, желудок болезненно сжался от правды, которую я не была достаточно храбра, чтобы сказать. — Это было как-то не так. Это казалось… неправильным.

Я уставилась на свои ботинки, на ботинки Клэя, на его руки, у которых все еще побелели костяшки пальцев.

После долгой паузы я сумела сглотнуть, заставляя себя встретиться с ним взглядом.

— Почему ты здесь? — прошептала я.

Я клянусь, что видела, как в его глазах бушует мировая война, слышала выстрелы и взрывы бомб, пока он боролся с тем, что было у него на уме. Похоже что он был на грани того, чтобы решить, хочет ли он сказать это или навсегда оставить это внутри.

А потом он посмотрел на меня, кадык сильно дернулся в его горле, прежде чем он осмелился двинуться вперед.

— Я не мог есть, — начал он, все еще дергая коленом. — Не мог тренироваться, не мог спать, не мог делать ничего, кроме как вызывать у себя тошноту, думая о том, что он прикасается к тебе.

У меня перехватило дыхание от потребности, от чистого, отчаянного желания обладать, которое слетело с его языка вместе с этими словами.

— Я пытался вытащить голову из задницы, чтобы напомнить себе, что это было то, чего ты хотела, ради чего мы оба играли в эту игру. — Клэй покачал головой. — Но это было бесполезно.

Он отвел свой взгляд от моего, вместо этого уставившись куда-то в землю между нами.

— Я не думал ни о чем и ни о ком, кроме тебя, с той ночи на башне обсерватории.

Его слова были всего лишь шепотом, и эмоции сомкнули свои руки вокруг моего горла, крепко сжимая, пока я цеплялась за каждое его слово.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Джиана, — продолжил он срывающимся голосом. — Может быть, больше,