Я тут же снова вспоминаю этот морщинистый зад. Что-то в этом человеке меня, несомненно, восхищает — должно быть, та уверенность, с которой он работал обнаженным. Я от ванной до собственной спальни в таком виде смущаюсь пробежать. Рут, например, не стесняется своего тела, она бы с легкостью разделась на людях — в летнюю пору бабушка часто загорает на крыше нашего магазина топлесс, что, безусловно, страшно бесит Анну. Последняя придерживается мнения, что бог дал женщине грудь, чтобы та скрывала ее от посторонних глаз, а не показывала всему миру. Она не признает даже открытой ложбинки между грудей — я уже сбилась со счета, сколько раз Анна пилила Рут за то, что та слишком часто выставляет свое тело напоказ. Кэт, к слову, тоже чувствует себя вполне раскованно в чем мать родила — я сотню раз видела ее голой. Я же совсем не люблю обнажаться. Мне никогда не нравилось мое тело настолько, чтобы показывать его кому бы то ни было — разве что при тусклом свете и наличии простыни, которой можно было бы прикрыться.

— Наверное, он чувствует себя свободным, работая в таком виде, — задумчиво говорит Мак, беря из корзиночки кусок хлеба и угощая им Горацио. Тот глотает его целиком и усаживается поудобнее, ожидая продолжения пиршества, если он, конечно, этого заслужил. Я бросаю ему под стол еще кусочек, за что меня тут же щедро вознаграждают — пес снова облизывает мою руку.

— Дух свободы и все такое? — спрашиваю я.

— Угу, — кивает он. — Не то чтобы я предлагал всем последовать его примеру…

— Конечно, нет, — серьезно отвечаю я. — Не думаю, что мир готов к такому потрясению. По крайней мере, не сейчас.

Мимо нас по улице неспешно прогуливаются две пожилые леди, одетые во все черное: черные платья, черные теплые колготки, черные ботинки на шнурках и черные же косынки, завязанные под подбородком.

— Внешность может быть очень обманчивой, — говорит он. — Взять эту парочку. А вдруг они — свингеры со стажем?

Я украдкой поглядываю на них: теперь женщины остановились поболтать с каким-то старичком, направлявшимся в другую сторону.

— А может, у них сложился любовный треугольник, — невозмутимо продолжает Мак.

Я заливаюсь смехом, и Горацио усаживается рядом со мной на землю, как всегда распушив хвост.

— Я веду к тому, — многозначительно поднимает бровь Мак, — что чужая душа — потемки.

— Здравствуйте, вы готовы сделать заказ?

Мы одновременно поворачиваемся и видим сногсшибательную официантку, держащую наготове свой блокнотик. Она поедает глазами Мака, как будто меня тут и вовсе нет.

— Какое у вас сегодня блюдо дня? — вежливо улыбается он ей.

— Солнечник, — отвечает девушка. — Еще утром в бухте плавал. У нас его очень вкусно готовят.

— Хорошо, вот его я и закажу, — говорит он, возвращая ей меню.

— К нему картошку фри и гороховое пюре? — спрашивает официантка, наклоняясь к нему до неприличия близко. Нельзя не заметить, как заинтересованно горят при этом ее глаза и как ослепительна улыбка.

— Звучит завлекательно, — отвечает он, улыбаясь в ответ. Она награждает его еще одной лучезарной улыбкой.

Ясно, она точно пытается его подцепить. Ну конечно. Вот и пристала к парню, как банный лист. Как грубо. А вдруг мы с ним встречаемся? То есть между нами, разумеется, ничего нет, но она-то этого не знает! Эта оторва флиртует с ним!

— Люблю мужчин с отменным аппетитом, — одобрительно отзывается она, откровенно пожирая глазами его широкие плечи. Делает это с таким видом, будто сама не понимает, насколько бросаются в глаза ее попытки привлечь его внимание.

— На свежем воздухе меня всегда одолевает зверский аппетит, — вежливо кивает он.

— Аппетит можно не только так нагулять… — провокационно отвечает девушка.

У меня создается впечатление, что, если я сейчас не напомню о себе, она и вовсе меня не обслужит, а мой желудок не может позволить себе такой роскоши.

— Ну а я буду ассорти из морепродуктов, — влезаю в их разговор я.

— Хорошо, — взгляд официантки задерживается на мне на какую-то долю секунды, но она даже не записывает мой заказ.

— А какой к ним подается гарнир? — спрашиваю я. — У вас есть картошка фри?

— Вы у нас проездом? — обращается она к Маку, открыто меня игнорируя.

— Да, мы тут совсем ненадолго, — отвечает он.

— Какой милый песик, — мурлычет она, наклоняясь ниже, чтобы погладить Горацио и продемонстрировать нам все достоинства своего декольте. Я спешно начинаю поправлять шарфик и ерзать на месте при виде ее несомненно выдающейся груди, выпирающей из выреза весьма и весьма обтягивающей футболки. Ей-то уж точно не холодно. Или просто она не считает нужным скрывать свои телеса от окружающих, невзирая на погоду.

Неподвижный, как статуя, Горацио остается холоден к ее ласкам, и я всеми силами пытаюсь спрятать довольную улыбку — ему она тоже не понравилась.

— Он очарователен! — громко восхищается она. — Как его зовут?

— Горацио, — отвечает Мак и чешет псу шею.

Официантка уже бухнулась на колени, она треплет холку Горацио так отчаянно, будто от этого зависит вся ее жизнь. Ее намерения очевидны, но Мак, кажется, ничего такого не замечает. Он вопросительно смотрит на меня.

— Ты не хочешь взять на двоих порцию луковых колец? — спрашивает он. — Выглядят они просто замечательно.

С этими словами он показывает на столик у окна, за которым какая-то парочка с аппетитом поглощает эти самые кольца.

— С удовольствием! — отвечаю я. Сто лет уже не ела луковых колец, и они действительно выглядят очень соблазнительно, к тому же мне не нужно беспокоиться о запахе изо рта — ни Маку, ни Горацио до этого дела точно нет.

— Простите, — обращается Мак к официантке, которая по-прежнему ползает у нас в ногах, притворяясь, что совершенно очарована Горацио.

— Да? — смотрит она на него снизу вверх широко раскрытыми глазами, приподняв подбородок так, чтобы парень видел ее лицо в самом выгодном ракурсе. Руку даю на отсечение, это кокетливое выражение лица она отрабатывала перед зеркалом годами.

— Не могли бы вы добавить к нашему заказу луковые кольца? Коко, как насчет чесночного соуса?

— Почему бы и нет.

— Вас зовут Коко? — с сомнением в голосе спрашивает официантка, поднимаясь на ноги, и снова наклоняется к Маку так, что уже вот-вот сядет к нему на колени.

— Да, — осторожно отвечаю я. На ее лице ясно написано, что глупее имени нельзя было придумать.

— О-о-о… Как неожиданно, — говорит она. Затем, улыбнувшись Маку напоследок, она направляется в сторону кухни, покачивая бедрами в два раза энергичнее, чем обычно. Девушка нарочно так виляет задом, чтобы его впечатлить. Следует признать, что она действительно очень хороша в этих своих обтягивающих розовых джинсах.