Ничего другого ему не оставалось.

Жена стекольщика, на голову выше Гарлика и вдвое тяжелее, перестала подметать ступеньки стекольной лавки и насторожилась, увидев, что к ней направляется бродяга. Голову он опустил, но смотрел прямо на нее и, похоже, не собирался незаметно прошмыгнуть мимо, как обычно делают ребята вроде него.

Гарлик подошел поближе и задрал голову. Эта тетка возвышалась бы над ним, даже случись ему влезть на ящик, – а сейчас он стоял на тротуаре, а она на второй ступеньке. Гарлик глазел на нее, словно деревенщина на памятник, она на него – с тем тошнотворным жадным любопытством, с каким прохожие глазеют на автокатастрофу.

Он облизнул губы. Секунду или две оба молчали, глядя друг на друга; затем Гарлик схватился рукой за голову и закатил глаза. Рука его упала, он вновь устремил взгляд на женщину и просипел:

– Как нам всем снова вместе собраться?

Она смотрела на него, не шевелясь, без всякого выражения. И вдруг – внезапно, словно грохнул артиллерийский залп – откинула голову и разразилась хохотом. Хохотала долго, сколько позволяли могучие легкие; успокоившись немного, бросила взгляд вниз, на грязную и встревоженную физиономию Гарлика – и засмеялась снова.

Гарлик оставил ее за этим занятием и направился к парку, по дороге проклиная эту женщину, и всех женщин мира, и их мужей, и всех их предков и потомков.

Стояла ранняя весна; парк был полон молодой травы, распускающихся почек, собак, детей, стариков и мороженщиков.

Безмятежно-мирную картину разбавляла компания подростков, для которых в этот весенний день парк оказался привлекательнее школы. Трое из них приметили Гарлика – тот вошел в парк и теперь стоял в нерешительности, подыскивая легкий способ исполнить требование, звучащее в голове – и обступили его.

– Идем на перехват! – заорал один, с надписью «Герои» на спине куртки.

– Окружаем! – подхватил другой.

И все трое принялись описывать круги вокруг Гарлика, улюлюкая, словно киношные индейцы, показывая пальцами «антенны» и издавая спутниковые сигналы:

– Би-бип! Би-бип!

Гарлик вертелся туда-сюда, словно флюгер на шквальном ветру, но уследить за ними не мог.

– Отвалите на хрен! – проворчал он наконец.

– Би-бип, би-бип! – завопил один «спутник». – Входим в атмосферу!

«Спутники» перешли в галоп: орбиты их все сужались, мельтешение превратилось для Гарлика в сплошной туман; а затем по сигналу: «Посадка!» – тот, что был позади Гарлика, присел на четвереньки, а остальные двое толкнули. Гарлик споткнулся о того, что присел, перевалился через него и упал на спину, потешно взмахнув руками и ногами. Поодаль негодующе вскрикнула какая-то женщина, открыл рот какой-то старик; что же до всех остальных – они только смеялись.

– Отвалите от меня! – с трудом выдохнул Гарлик, пытаясь перевернуться и встать на ноги.

Один из мальчишек поспешил ему на помощь, крикнув при этом:

– Рокки, твоя очередь!

Когда дрожащий Гарлик поднялся на ноги, второй из троицы – в куртке с «Героями» – сел на четвереньки позади него, а «помощник» толкнул, и Гарлик снова полетел вверх тормашками. На этот раз он уже не пытался встать; забыв об угрозах, об обещаниях возмездия, он лежал на земле и тихо хныкал. Смеялись все вокруг – кроме двоих, но и те не вмешивались. Иные даже подходили поближе, чтобы лучше его рассмотреть.

– Тревога! Тревога! – завопил вдруг Рокки, указывая на пятно голубой полицейской формы в конце аллеи. – Космический патруль!

– Переходим на сверхсветовую! – заорал другой.

И, показывая пальцами антенны и издавая громкое «би-бип!», «спутники» нырнули в толпу и в ней растворились.

– Ублюдки! Вшивые ублюдки! Прикончу, всех их прикончу! – сквозь слезы повторял Гарлик.

– Так! Что тут происходит? – послышался голос полицейского. – Разойдитесь! Дайте пройти!

Толпа расступалась, чтобы его пропустить, и тут же смыкалась за ним, не желая пропустить новое развлечение: ничего нет лучше, чем вместе посмеяться!

Посреди толпы полицейский обнаружил Гарлика на четвереньках и вздернул на ноги, куда грубее, чем недавно Рокки.

– Ну-ка, ты! Что тут стряслось?

Возмущенная дама шагнула вперед и начала говорить что-то о хулиганах.

– Вот оно что! – проговорил полицейский. – Ты, значит, тут хулиганил?

– Ублюдки вшивые! – простонал Гарлик сквозь слезы.

Возмущенная дама попыталась что-то объяснить, однако полицейский решительным жестом призвал ее к молчанию.

– Не переживайте, леди, все нормально. Разберемся. – И снова обратился к Гарлику: – Ну, что скажешь?

Гарлик – он почти повис на могучей длани полицейского – всхлипнул и схватился за голову. Все вокруг, и звуки, и лица, внезапно померкло для него в сравнении с настойчивым требованием изнутри.

– Плевать мне, что вокруг столько народу! Не заставляй меня у них спрашивать!

– Ты что сказал? – воинственно переспросил полицейский.

– Ладно! Ладно! – со слезами крикнул Гарлик Медузе, а затем обратился к полицейскому: – Мне только одно нужно: скажите, как нам всем снова собраться вместе?

– Чего?!

– Всем нам, – повторил Гарлик. – Всем в мире.

– Он говорит о мире во всем мире! – всплеснув руками, воскликнула негодующая леди.

Вокруг снова засмеялись. Кто-то кому-то сказал: слыхал, этот бомжара коммунистов боится! Другой не понял и пересказал третьему: видать, этот бомжара коммунист! Полицейский расслышал немного, понял еще меньше, однако встряхнул Гарлика:

– Вот что, держи пасть на замке, вали отсюда и больше здесь не появляйся, иначе живо отправишься в обезьянник! Понял меня?

– Да, сэр! Понял, сэр! – пробормотал Гарлик, вывернулся из хватки полицейского и бочком, бочком поспешил прочь.

– Вот и хорошо. А вы расходитесь! Шоу окончено. Ну-ка, ну-ка, поживее…

Отойдя подальше, Гарлик перешел на бег. Дыхание у него сбилось еще до начала бегства, так что добрался он лишь до парковой ограды, здесь вцепился в забор и повис на нем, со стонами и всхлипами стараясь отдышаться. Он стоял, закрыв лицо руками, словно пытался выдавить эту штуку у себя из головы, и шумно дышал от недостатка кислорода и от жалости к себе. Кто-то положил ему руку на плечо, и Гарлик подпрыгнул в испуге.

– Не бойтесь, – произнесла возмущенная дама. – Я просто хотела вам сказать: поверьте, не все в мире жестоки, безжалостны и… безжалостны и жестоки!

Гарлик смотрел на нее, беззвучно шевеля губами. Даме было лет пятьдесят, полнотелая, в очках – и говорила совершенно серьезно.

– Это очень хорошо, что вы думаете о мире во всем мире.

Гарлик все не мог выговорить ни слова – вместо этого опять со всхлипом втянул в себя воздух.