А такое несчастье неизбежно влечет за собой и другие. К человеку, у которого по ночам пропадает ямс, лучше не подходить, пока он не очистится и не умилостивит духов жертвоприношением. Так что, когда у Мбалы начал пропадать ямс, первым делом он отправился к колдуну. Тот за немалую плату – две козы и три звена латунной цепочки – принес из хижины все свое колдовское оборудование, зарезал птицу с птенцом, разжег высокий костер с вонючим дымом, и долго ходил вокруг него, и бормотал, и плевал на четыре ветра, и заставлял Мбалу глотать горькие зелья, а потом впал в транс и некоторое время неподвижно лежал на земле – и наконец объявил: никто из духов не оскорблен, кроме тени отца Мбалы – он-то, должно быть, в ярости от того, что сын его не способен защитить свою ямсовую делянку не от духа, а от человека. Вор – человек, и изгонять его следует не демонским, а человеческим оружием. Ох, как смеялся, услышав это, Нуйю, второй сын дяди Мбалы! Нуйю уходил далеко на восток, служил там у одного арабского купца – и вернулся вольнодумцем, не уважающим древние обычаи. Этот-то Нуйю, едва по земле не катаясь от смеха, говорил: каким же глупцом надо быть, чтобы заплатить колдуну за мнение, что колдун здесь не поможет! То же самое, говорил Нуйю, сказал бы он сам за треть цены, а любой ребенок – бесплатно! Другие не смеялись вслух, как Нуйю – не осмеливались; лица их оставались бесстрастны, но о чем они думают, Мбала прекрасно знал.

Что ж, если его ямс крадет в ночи какой-то человек, значит, надо выследить этого человека. Найти себе товарищей для ночной экспедиции Мбале не удалось: с вердиктом колдуна все были согласны, однако же ночные походы и борьба с демонами – или даже с людьми, выполняющими работу демонов – не шутки. После долгих обсуждений было решено: изгнание демона, ворующего ямс – дело великое, того храбреца, кто готов рискнуть собой, оно покроет бессмертной славой, так что все по очереди отказались от этой чести в пользу того, кто единственный ее достоин – самого Мбалы, пострадавшего. Так что Мбале пришлось не только идти одному, но и долго и красноречиво благодарить родных и друзей за такую их любезность. Кое-как он это проделал; затем собрался на битву, и вечером все воины крааля проводили его до опушки джунглей, а жены их, стоя в стороне, стенали и оплакивали его участь.

В первые три ночи Мбала далеко не ушел. Едва скрывшись из виду соплеменников, он залезал на ближайшее дерево, устраивался на первой же ветке покрепче – и там, съежившись в страхе, проводил ночь, а наутро возвращался, бросая по сторонам такие свирепые взгляды, что никто не осмеливался задавать ему вопросы. Пусть думают, что он ночами сторожит свою делянку, говорил он себе. По крайней мере, надеялся, что так они и думают. Но на четвертое утро, спустившись с дерева, обнаружил перед собой ухмыляющуюся физиономию кузена Нуйю: тот помахал ему ассегаем и, смеясь, пошел прочь. Вот так Мбале пришлось взяться за свою задачу всерьез; так и вышло, что злые духи запугали его до полного отупения и бесчувственности.

В самый темный ночной час добрался он до своего поля, ловкими неровными шажками ловкого танцора проскользнул сквозь колючие кусты. Забравшись глубоко в густой кустарник, окружающий его ямс – заросли тех кустов, что его народ называет макуйю, а прочие астрагалом – присел, положил руки на копье, а подбородок на руки. Вот он и на месте. Невезение, воровство, стыд и глупость привели его сюда – и что дальше? Если явится вор – будь он человек или демон, Мбала его даже не разглядит!

Он задремал, мечтая о первых лучах рассвета на свинцовом небе, о подозрительном звуке – о чем-нибудь, что подскажет ему, что делать дальше. Надеялся, что демоны не заметят его здесь, на корточках в кустах – хоть и прекрасно знал: демоны видят все. Лишенный и веры, и мужества, он был беззащитен, но больше об этом не беспокоился. Беззащитность ввела его в какое-то оцепенение: он снова скрылся за невидимой стеной, открытый для всего на свете, но, к счастью, неспособный ясно это осознать – и уснул.

Пальцы его скользнули по рукояти ассегая. Мбала вздернул голову, сонно посмотрел вокруг, зевнул и положил оружие на землю у своих ног. Затем опустил широкий подбородок на костлявые поднятые колени и снова погрузился в сон.

– Вы, что ли, будете доктор Лэнгли?

– Боже правый! – сказал доктор.

Может, для уборщицы он и был милым, любезным человеком, но для Гарлика – просто одним из них: чистеньких богатеев, занятых чем-то таким, в чем Гарлику ни в жисть не разобраться, тех, у кого он встречал лишь гнев, отвращение и нетерпимость. Короче говоря, одним из тех ублюдков, которых Гарлик ненавидел.

– Вы знаете насчет мозгов? – спросил Гарлик.

– Кто тебя сюда прислал? – спросил доктор.

– Вы знаете, как мозги всех людей снова вместе собрать?

– Что? Да кто ты такой? Что тебе нужно?

– Слушайте, – сказал Гарлик, – мне нужно знать, ясно? Вы можете мне сказать или нет?

– Боюсь, – ледяным тоном произнес доктор, – я не могу ответить на вопрос, которого не понимаю.

– Выходит, ничего вы не знаете про мозги!

Доктор восседал за широким столом. Узкое, гладко выбритое лицо его и в бесстрастии хранило отпечаток высокомерия. Во всем мире едва ли нашелся бы более яркий пример того, что ненавидел Гарлик в своих ближних. Доктор был архетипом, символом, сутью его злобы; глядя на него, Гарлик так разозлился, что почти забыл свою обычную приниженность.

– Этого я не говорил, – ответил Лэнгли.

Несколько секунд он пристально смотрел на Гарлика, не скрывая, что выбирает, как лучше поступить. Вышвырнуть? Посмеяться над ним? А может быть, исследовать? Вгляделся в его мутные, налитые кровью глаза, в трясущиеся губы, оценил общий вид, позу, в которой читалась смесь злобы со страхом. Наконец сказал:

– Давай кое-что проясним. Я не психиатр. – И, догадываясь, что это создание вряд ли отличит психиатра от бухгалтера, пояснил: – То есть я не лечу людей, у которых проблемы с головой. Я психолог, специалист по человеческому мозгу. Меня интересует, как работает наш мозг. Можно сказать так: если бы мозг был автомобильным мотором, я был бы тем, кто пишет инструкции для автомехаников. Вот чем я занимаюсь. Давай сразу с этим разберемся, дабы не тратить и твое время, и мое. Если хочешь, чтобы я порекомендовал тебе кого-то, кто сможет помочь с…

– Просто скажи мне одну вещь! – прорычал Гарлик. – Одну вещь – и все, мне больше ничего от тебя не надо!

– Какую одну вещь?

– Я же сказал! – рявкнул Гарлик.

Тупость собеседника, предыдущие неудачи, неприязнь к этому новому врагу – все это привело его почти в ярость.

Ответа не последовало. Поняв по выражению лица доктора, что его и не будет, Гарлик гневно раздул ноздри и объяснил, чеканя каждое слово:

– Было такое время, когда мозги у нас были одни на всех. Сечешь, о чем я? А потом у каждого появились свои. Просто скажи, как их все снова вместе склеить!

– Хм. Ты, похоже, действительно уверен, что у нас когда-то… как ты сказал? – мозги были одни на всех?