Вывод был однозначен – Румыния вынуждена была воевать. В Бухаресте и других городах королевства царил воинственный энтузиазм. Объявленная мобилизация шла без заминок5. В обращении короля Фердинанда к народу и армии основной упор был сделан на необходимость объединения всех румын в одном государстве – враг был назван прямо: это была Австро-Венгрия, и только она: «Солдаты, я призвал вас пронести ваши знамена через границы, туда, где с нетерпением ожидают вас ваши братья, чьи сердца полны надежды. Тени великих воевод, Михая Храброго и Стефана Великого, чьи бренные остатки покоятся в землях, которые вы будете освобождать, поведут вас к победе как достойных наследников тех солдат, которые были победителями под Расбоени[6], Калугарени[7]и под Плевной[8]»6.

Американский посол, заставший эти события в Бухаресте, отмечал: «Как правило, румыны не расположены к демонстрациям своих чувств, даже к громким аплодисментам на публичных собраниях, но в это воскресенье, когда стало известно решение правительства, тысячи представителей всех слоев общества маршировали по улицам, выкрикивая приветствия своему королю и своей стране. После того как эта процессия завершилась и толпа рассеялась, я прошелся по маленьким улочкам и почти у каждого дома видел солдата, прощающегося с семьей или со своей любимой. Все выражения чувств указывали на то, что румыны воодушевлены только желанием помочь человечеству и освободить своих братьев»7.

Уже через полчаса после формального объявления войны румынский миноносец открыл боевые действия, выпустив торпеду по флагману австро-венгерской дунайской флотилии – монитору «Босна», находившемуся у Рущука. Торпеда прошла мимо, поразив стоявшую рядом баржу8. Новость о вступлении в войну нового союзника Антанты вызвала в Вене и в ставке Вильгельма II в Плесе эффект разорвавшейся бомбы – там не ожидали, что Бухарест решится на это ранее поздней осени 1916 г., если вообще решится…9 С конца лета в Вене уже не верили постоянным заверениям Братиану о соблюдении нейтралитета, но поддерживали переговоры о покупке урожая 1916 г. Немцы также при самом худшем развитии ситуации ожидали это выступление в середине сентября, к концу сбора урожая, – так что начало боевых действий было одновременно и долгожданным, и внезапным для центральных держав10.

Германия немедленно поддержала союзницу, объявив войну Румынии. Уже накануне этих событий на улицах Бухареста стали появляться демонстрации с призывами расправляться с немцами11. Австро-венгерская и германская колонии в Бухаресте стали жертвой воинственных настроений румын первых дней войны. Граф Чернин вспоминал: «Я сам был свидетелем зрелища многих друзей из австро-венгерской колонии, грубо подгоняемых на улицах румынскими солдатами и затем заключенных в тюрьму. Мне пришлось видеть дикие и отвратительные сцены охоты за неповинными мирными жителями, и эта жестокая игра длилась в течение многих дней»12. Было арестовано почти 400 человек, включая молоденьких девушек из состава прислуги немецкого и австрийского посольств, подозреваемых в шпионаже на основании… романтических историй с местными военными13. Румынские германофилы приумолкли и переквалифицировались в скептиков или ультрапатриотов. В стране началась бурная спекуляция всем, что можно было продать14.

На следующий день после объявления войны румынские войска пересекли границу с Австро-Венгрией в 18 пунктах15. 28 августа 1916 г., в понедельник, Николай II с явным облегчением записал в дневнике: «Наконец пришло давно ожидаемое известие о выступлении Румынии. Она объявила войну Австро-Венгрии. Наша кавалерия (3-я кав. див.) перешла Дунай в Добруджу, а пехота на судах подымается к Черноводам»16. Кроме того, 14 (27) августа, накануне вступления Румынии в войну, в Констанцу под флагом контр-адмирала П. И. Паттона пришел Отряд особого назначения – в его состав входили линкор «Ростислав», эсминцы «Завидный» и «Звонкий» и 2 подводные лодки17. Местное население бурно и радостно приветствовало русские войска18. 16 (29) августа в Петрограде прошла массовая демонстрация в поддержку нового союзника. Она началась около 17:00 на Невском проспекте. Несколько тысяч человек прошли до здания румынской миссии, где им был вручен флаг королевства и портреты его монарха. Радостное торжество продолжалось почти до 23:00. Весьма радостно этот день прошел и в Москве – румынские новости не закончились шествиями, но были самыми обсуждаемыми на улицах города19.

Перспективы казались радужными. Братиану надеялся на будущий нейтралитет Болгарии и даже задерживал выезд из страны австро-венгерского посольства. «Эта мысль очень улыбалась Братиано, – отмечал в своем дневнике австро-венгерский посол в Румынии, – потому что в готовности Болгарии пропустить поезд он видел гарантию того, что она не проектирует нападения. Но этот расчет недостаточно обоснован»20. Через неделю после объявления войны Австро-Венгрии немецкое и турецкое посольства покинули Бухарест в одном поезде. Перед отъездом германский посол принц Адольф Шомбург-Липпе заявил, что даже если в его стране поймут, что война проиграна и что в распоряжении командования осталось всего 500 тыс. человек, то, прежде чем капитулировать, их пришлют в Румынию, для того чтобы преподать ей урок за коварство21.

Уже 29 августа немцы доказали серьезность этих намерений, организовав первый воздушный налет на столицу Румынии. Власти объявили об успешном его отражении22. Дирижаблю потребовалось только 23 минуты, чтобы достичь Бухареста, после того как воздушный корабль пересек пространство над Дунаем23. Город был ярко освещен, команда немецкого воздушного судна имела прекрасную возможность навести его на цель и выбрать наиболее важный для бомбометания объект – это был ярко освещенный вокзал. Освещение было отключено слишком поздно, когда цеппелин «Z-181» был уже над городом24.

Австро-венгерский посол граф Чернин успел еще застать первый налет цеппелина на румынскую столицу. Он так описал в своем дневнике увиденное: «Город съеживается как большой сердитый зверь, который, скрывая злобу, поджидает вражеского нападения. Нигде ни огонька, ни звука. И так весь большой город ждет, он притаился под чудесным звездным небом. Проходит четверть часа, двадцать минут, но вот, неизвестно откуда, раздается выстрел; и точно это был сигнал: со всех углов и концов начинают стрелять дальнобойные орудия: они гремят безостановочно, а полиция тоже храбро вторит им, продырявливая воздух. Куда они стреляют? Ровно ничего не видать»25. На земле царила паника – в воздухе рабочее спокойствие. Германский воздушный корабль сбросил на город серию бомб (разрывные – зажигательные – разрывные – зажигательные) и ушел невредимым. Результатом бомбежки был пожар у железнодорожного вокзала26.

Румынское правительство немедленно заявило протест. Оно заявило, что Бухарест – открытый город, и, следовательно, его бомбежка является варварским нарушением всех правил войны. Немцы ответили (и не без оснований), что столица Румынии – укрепленный город (что было правдой), и продолжили налеты27. Сразу же весьма печальным образом сказалось полное отсутствие современной авиации и даже подобия зенитной артиллерии, что сделало Бухарест в первые дни войны беззащитной целью германских цеппелинов, а позже и авиации. Большого материального урона эти бомбежки не оказывали, но психологический эффект их был весьма велик28. Ударов с воздуха настолько боялись, что в румынской прессе возникла и начала активно обсуждаться идея казнить по два интернированных или военнопленных за каждого убитого при авианалете. Только энергичные протесты американского посланника, представлявшего интересы воюющих с Румынией стран и их подданных, прекратили эту кампанию29.