Командующий Юго-Западным фронтом считал Зайончковского человеком ловким и способным «не только ужиться с корпусом и румынским начальством, но и оказать на них возможно большее влияние». При этом сам Зайончковский не верил в успех действий своего корпуса. «Это назначение, – отмечал Брусилов, – очень расстроило этого генерала, и он начал усиленно от него отговариваться, ссылаясь на то, что с таким составом и качеством войск, которые ему назначены, он не будет в состоянии высоко держать знамя русской армии, что ему нужно не менее 3–4 дивизий пехоты высокого качества, иначе он рискует осрамиться и по совести такой ответственности взять на себя не может»41. Таким образом, Зайончковский оказался на этом посту достаточно случайно – сработали репутация хорошего командира и привычка подавать жалобы, одна из которых случайно подействовала, и притом далеко не так, как хотел генерал. Он рассчитывал получить корпус первоочередных войск в составе Юго-Западного фронта. Недовольство его было в известной степени естественным42.

«По моим прежним историческим работам, – докладывал Зайончковский императору 20 октября (2 ноября) 1916 г., – я хорошо знал условия борьбы в Добрудже и имел достаточное представление о характере, порядках и армии наших новых союзников. Поэтому после того, когда я окончательно убедился, что генерал-адъютант Брусилов категорически отказал в просьбе заменить меня на должности командира корпуса в Добрудже другим лицом, я начал прилагать все усилия убедить моими личными и письменными докладами в необходимости организовать посылку войск в Добруджу таким образом, чтобы избежать в этом важном деле неосторожности и возможных вследствие этого катастроф»43. Протесты не имели действия.

Новое назначение Зайончковский принял только после встречи с начальником штаба Ставки44. «Каковы были его объяснения с Алексеевым, – отмечал Брусилов, – не знаю, но оттуда (из Ставки. – А. О.) он уехал к своему новому месту служения, как он мне вслед за сим писал, очень раздосадованный и с составом войск не измененным. Алексеев его заверил, что значение его корпуса совершенно второстепенное и что в Добрудже особого противодействия не встретит»45. Следует признать – у Зайончковского были все основания для беспокойства и недовольства. По его словам, сложилась следующая ситуация: «Сформировался корпус из одной русской пехотной и одной русской кавалерийской дивизий, причем вместо крепких дивизий, предлагавшихся сначала (4-я Финляндская стрелковая и казачья Уссурийская. – А. О.), в состав корпуса назначили второстепенные – второочередную 61-ю пехотную, которая целый год сидела в окопах и ни разу не дралась, и 3-ю кавалерийскую. К этим двум русским дивизиям прибавлялась дивизия сербская из австрийских пленных, которая представляла собой величину совершенно неопределенную и, во всяком случае, рискованную. Для командования всем этим быстро формировалось в Одессе из лиц, совершенно друг другу неизвестных, управление корпуса, и корпус, едва сформированный, должен был плыть по Дунаю в Черноводы, откуда продвинуться до Мангалии и здесь занять позиции, находясь в полном подчинении румынской армии»46.

Далеко не идеальным было и решение относительно управления корпуса. Зайончковский просил Алексеева назначить начальником штаба своего корпуса генерал-майора М. И. Занкевича – бывшего военного агента в Румынии и Австро-Венгрии, автора военно-географических обзоров Добруджи и Молдавии. Вместо него был назначен генерал-майор Н. П. Половцев, который, мягко говоря, не отличался особенными талантами и знаниями, однако обладал большими связями. Половцева удалось сменить только в разгар боев в Добрудже. Его преемником стал генерал Н. А. Монкевиц47. Этим сложности не исчерпывались. Особой проблемой, учитывая место действия и потенциального противника, была вошедшая в состав корпуса сербская дивизия. Кроме сложностей во взаимоотношениях русских, болгар и сербов, следует учесть и тот факт, что дивизия была действительно молодым соединением.

Если до лета 1915 г. добровольцы из числа военнопленных австро-венгерской армии отправлялись из России непосредственно в Сербию, то со вступлением в войну Болгарии путь через Дунай был закрыт48. Из оставшихся в Одессе юго-славянских добровольцев была сформирована охранная рота, первоначально использовавшаяся для караульной службы49. В ноябре 1915 г. сербский консул в Одессе воспользовался пребыванием в городе императора, чтобы испросить аудиенцию. На ней и был поднят вопрос об организации добровольцев, находившихся в России50. Их, по сербским сведениям, оказалось немало, до 10 тыс. (военнопленных южных славян специальная комиссия к концу 1915 г. насчитала 19 700 человек)51.

Николай II обещал быстро решить вопрос52. 11 (24) января 1916 г. Алексеев известил командование Юго-Западного фронта и начальника Одесского Военного округа генерала от инфантерии М. И. Эбелова о том, что «…решено из желающих военнопленных сербов, хорватов, словенцев сформировать отряд, который впоследствии и направить на присоединение к сербской армии»53. В результате в Одесском военном округе началось формирование Сербского добровольческого отряда. Командовал им майор Живоин Пейович, общее руководство осуществлял полковник Бронислав Лонткиевич54. С русской стороны наблюдение над созданием новой части осуществлял генерал Эбелов55.

С самого начала выяснилось, что надежды на поддержку остальных южных славян не оправдались – хорваты и словенцы не горели желанием снова идти на фронт. Ситуация с военнопленными осложнялась еще и тем, что русские тыловые власти не очень разбирались в национальных различиях и иногда посылали на юг из лагерей для военнопленных всех не-немцев и не-венгров для бесед с вербовщиками. Иногда в число таких «южных славян» попадали русины, чехи и даже итальянцы из Далматии. В результате к моменту создания добровольческого соединения из его 9904 солдат и офицеров 9751 были сербами, 98 – хорватами и словенцами, 25 – чехами56.

В число добровольцев входили и сербы, проживавшие в России, но большая часть солдат и офицеров была представлена австрийскими подданными: 3812 были уроженцами Боснии и Герцеговины, 2065 – Хорватии, Словении и Далмации, 3778 – Воеводины. Центром формирования Сербского добровольческого отряда был город Бендеры. Первоначально отряд состоял из двух трехбатальонных полков, потом он был развернут в четырехполковую дивизию, по русскому образцу. Впрочем, 4-й полк существовал в зачаточном состоянии. С самого начала возникла проблема с офицерскими кадрами, таковые нашлись только для дивизионного, полкового и батальонного уровня (1 полковник, 4 штаб-офицера, 20 обер-офицеров). Пейовичу пришлось даже устроить школу с месячным курсом для младших офицеров57.

Указом престолонаследника Александра Карагеоргиевича начальником сербского отряда был назначен полковник Стеван Хаджич, начальником штаба – майор Воин Максимович. Для укрепления формирующейся части из Корфу в Россию были направлены 31 штаб– и 46 обер-офицеров, 13 военных чиновников, 5 фельдшеров, 23 унтер-офицера и 12 рядовых58. По пути в Одессу Хаджич заехал в Могилев, где встретился с Алексеевым и просил его в случае вступления в войну Румынии послать дивизию в Добруджу. Михаил Васильевич согласился59. К 30 апреля, когда в Бендеры для смотра дивизии прибыл Николай II, по мнению Брусилова, также принимавшего в нем участие, «выглядела она хорошо и жаловалась только на отсутствие артиллерии, которая для нее формировалась, но не была еще готова»60.