– Я пришла просить вашей помощи, – прямо сказала Анриэтта. – Речь не о деньгах, у меня их достаточно. Речь о том, чтобы устроить встречу с мужчиной.

– Видимо, дело не в любви, иначе бы вам помощь не потребовалась, – усмехнулась Нинон. – Я вас знаю, я видела вас в Пале-Рояль и в Бургундском отеле.

– Я вынуждена была жить там, где театров еще не завели, и теперь, вернувшись в Париж, я, кажется, готова поставить кровать в театральной ложе и не выходить оттуда целыми неделями.

– Вы уже видели «Смешных жеманниц»?

– Да, и мне теперь просто страшно бывать в салоне Рамбуйе. Боюсь, не выдержу и начну хохотать.

Нинон и Анриэтта обменялись веселыми взглядами, и обе поняли, что нашли общий язык. Хитрый Мольер списал жеманные повадки дам, изобретенные в этом салоне, где пожилую хозяйку называли не иначе как прекрасной Артенис, и жестоко их высмеял.

– Так кто же вам нужен? – прямо спросила Нинон.

– Герцог де Ларошфуко. Я знаю, он редко бывает в свете.

– Старые раны его совсем замучили.

– И я хочу встретиться с ним тайно. Возможно, разговор будет совсем коротким; возможно, долгим, я не знаю…

– Хотите, когда он по старой дружбе приедет ко мне, я пошлю за вами?

– Конечно, хочу! И вы также можете во всем на меня рассчитывать, мадемуазель де Ланкло. Мой экипаж, мои слуги, мои лошади – к вашим услугам.

– Мы могли бы вместе бывать в Пале-Рояль, – предложила Нинон. – У меня, видите ли, нет экипажа…

– И потом, после спектаклей, пить у меня горячий шоколад!

– Горячий шоколад!

Анриэтта оказалась права – с этой необычной куртизанкой как раз и следовало говорить прямо. А появляться в ее обществе – скорее честь, чем осуждение света. Теперь следовало ждать записки от Нинон.

Когда Анриэтта вернулась, Ивашка уже проснулся и как раз умывался, для чего ему был выдан большой кувшин с теплой водой и таз.

– В баню бы, – жалобно сказал он. – Что это за мытье – по пояс…

Анриэтта тоже не отказалась бы от русской бани. Сперва ей эта забава казалась странной и даже опасной, но потом она распробовала удовольствие.

– Ты дня два-три поживешь тут, братец. Думаю, за это время мне устроят встречу с одним человеком. А ты отдохнешь…

– Не могу. Нужно к моим возвращаться. Они там, поди, с ног сбились…

– Они зря тратят время.

– Может, и не зря. Может, нападут на след…

– Лучше бы им не гоняться по дорогам за призраком кареты. Не дай бог, и в самом деле найдут след – после этого я за их жизнь не поручилась бы…

Ивашка посмотрел недоверчиво, но понял, что Анриэтта не шутит.

Когда Гасконец принес «Мемуары» герцога де Ларошфуко, Анриэтта стала их читать вслух, чтобы Ивашка совершенствовал свое понимание французского языка. Выходить из дома она боялась – в любую минуту мог прибежать посланец от Нинон.

Оказалось, что человеку, не жившему во Франции во времена Фронды, понимать эти «Мемуары» затруднительно. Ивашка – тот вообще ни одного имени не знал. Поэтому Анриэтта пропускала непонятные места. Так они провели три дня, причем Ивашка стал в конце концов высказывать свое мнение о причудах французского двора. Он изумлялся: как могло быть, что королева Анна Австрийская имела любовника, о котором знал весь Париж? И заявил, что такую женщину следует сослать в дальний монастырь на покаяние.

– Ты, братец, ее с русскими царицами сравниваешь, – сказала Анриэтта. – Так у цариц мужья, от которых они детей рожали и рожают! Когда в семье десятеро сынов и дочек, не до любовников. А королева Анна к тому времени овдовела…

– Вот и шла бы в монастырь!

Когда от Нинон прибежал мальчик, сын ее лакея, Анриэтта собралась за четверть часа. Эта скорость объяснялась просто: зачем румяниться и лепить на лицо мушки, когда знаешь, что у твоего собеседника плохое зрение?

Более десяти лет назад герцог де Ларошфуко был в одном из последних крупных сражений Фронды ранен в лицо и временно ослеп. Зрение вернулось лишь несколько месяцев спустя, и то не полностью. Нрав у него был упорный, он долго не желал складывать оружие и лишь недавно окончательно помирился с королем. Но о придворной карьере думать было поздно, и герцог занялся литературой и воспитанием самого младшего сына, Александра.

Анриэтта в юности видела герцога – до своего замужества и отъезда в Англию. Ей было шестнадцать, ему немного за тридцать, и он был очень хорош собой. Отец женил его очень рано, даже не дожидаясь, пока ему исполнится хотя бы пятнадцать, но сам он себя, кажется, женатым человеком не считал и был героем многих приключений. Потом они дважды сталкивались в салоне Рамбуйе. Шрамы испортили красивое лицо, большие черные глаза он щурил, словно боясь обжечь их избыточным светом. Разумеется, он и должен был постареть к пятидесяти годам, но не настолько же…

– Вот госпожа де Кержан, мой друг, – сказала Нинон.

Анриэтта поразилась, с какой печальной нежностью глядела куртизанка на своего бывшего избранника.

– Мы, кажется, встречались у прекрасной Артенис. Удивительно, что молодые парижанки еще помнят обо мне, – ответил он, встал и поцеловал руку Анриэтты.

Он сохранил прекрасную осанку и выправку, но, сделав два шага навстречу Анриэтте, поморщился. Отпустив ее руку, он сразу же сел и вытянул ногу. И потом он время от времени прикладывал ладонь к колену, словно пытаясь унять боль.

– Я читаю ваши мемуары, господин герцог, – ответила она. – Мне рассказывали историю с подвесками ее величества, но я думала – это всего лишь придворные слухи, которые с годами становятся легендами.

– Нет, это чистая правда, сударыня. Я рад, что молодежь читает мои воспоминания. По крайней мере дамы не ищут на страницах своих имен. Я писал правду – и вот на старости лет нажил себе врагов… Но ведь вы не ради тех давних историй хотели меня видеть?

– Мои друзья нуждаются в совете умного и много повидавшего человека, господин герцог. Человека, который видит жизнь такой, какова она есть…

– Мы, старики, потому так любим давать хорошие советы, что уже неспособны подавать дурные примеры, – усмехнулся Ларошфуко, а Нинон расхохоталась.

– Я еще могу подать немало дурных примеров, но от советов воздержусь, – сказала она. – Так в чем же дело, милая Анриэтта?

– Дело в иезуитах. Они, видимо, похитили сына одной известной особы…

– Иезуиты? Похитили дитя? – удивился Ларошфуко.

– Невинному младенцу около двадцати пяти лет, господин герцог.

– Еще забавнее! На что им понадобился молодой человек?

Анриэтта задумалась.

– Видите ли, господин герцог… Молодой человек – единственный сын видного московского вельможи.

– А, боярин! Знаю! Но ведь иезуитам въезд в Московию сильно затруднен. Как им это удалось?