И сердце моё задолбило бешено.

— Вы же распорядились наградить, коль мы узнали в нём того юнкера.

— Не мы, а Агнесса, чёрт бы её побрал, дуру…

От слов принцессы задавило в груди.

— Простите, Анастасия Николаевна, гнать его в шею? — Интересуется Третьяков так участливо.

— Нет, лента уже заготовлена, и он её действительно заслужил.

— Пригласить?

— Шутите? Вручите за дверью сами, — бросает Небесная.

— Но пурпурную ленту имеете полномочия вручить только вы.

— Буду я ещё соблюдать формальности в таких условиях, — бросила. — К тому же видеть его не имею никакого желания. Стала заложницей собственных принципов с этой наградой. Избавьте, товарищи командующие.

— Позвольте, вручу я, — предложил Строганов.

— Действуйте, адмирал, — скомандовала принцесса с нотками облегчения в голосе.

Немного возни, и Строганов вышел с коробочкой.

— Здравия желаю, товарищ адмирал! — Отчеканил, встав по стойке смирно.

Командующий флотом, закрывает за собой двери плотно, смотрит на меня секунды две, а затем спрашивает испытывающе:

— Слышал?

— Так точно, товарищ адмирал, — ответил, душой не кривя.

Да по мне и видно. Щёки горят, и скрыть отвращение сложно.

Строганов сделал официозный вид, встав передо мной.

— Князь Сабуров Андрей Константинович, — начал торжественно. — За проявленную храбрость и находчивость в бою против оргалидов, за помощь меха–гвардии в обороне училища имени адмирала Ушакова второго июня сего года. Именем его величества батюшки императора вручаю вам ленту пурпурную и наказываю носить её с гордостью…

Фоном его речь пошла. Ведь от немыслимого до бессмыслицы звуки эти. Тёплую улыбку отца вспоминаю.

Он бы гордился мной. Такая награда далеко не у каждого гвардейца. А гусару пурпур только снится.

Объявив мои заслуги, адмирал открыл коробку, достал ленту бережно и потянулся вешать её на мой мундир.

Сжимая зубы, я выставил ладонь, препятствуя.

Строганов посмотрел вопросительно и даже отшатнулся.

— Не понял, — нахмурился адмирал следом.

— Простите, Валентин Иванович, — выдавил я. — Не приму награду.

— Ты в своём уме, Андрей? — Спросил вдруг так по–свойски.

— Сейчас вы предлагаете мне поднять эту награду с земли и прицепить её себе, как чужую. Но мне честь дороже. Если Анастасия Николаевна брезгует её вручать, пусть оставит при себе эту ленту.

— Так и передать?

— Да, и передайте, что не я в мехе Суслова шёл. А отец мой. И пусть понимает, как изволит её Небесное высочество.

Кивнул вдруг Строганов понимающе, опустив глаза.

— Как Екатерина? — Спросил я неуверенно, после недолгой, но тяжёлой паузы.

— Спасибо, что поинтересовался, увёз дочку на поезде вчера. Отправил с Наташкой. Слава Богу, всё в порядке.

— Я рад. Разрешите идти, товарищ адмирал?

— А? — Отозвался Строганов, но отстранённо как–то, будто задумался. — Да, да.

Развернулся строевым приёмом, вышел. Как раз показался из кладовки секретарь с рулоном большим.

На душе вдруг полегчало. Теперь вы знаете, Анастасия Николаевна, что Сабуров спас вас. И вы, не желающая иметь ничего общего с моим родом, позволили этому случиться.

Это лучшая мне награда.

Саблю вернули с ошалелыми лицами.

— Честь имею, господа гусары, — салютовал и двинул посередине ковровой дорожи уже без сопровождающего.

Эти так ничего и не ответили. Похоже, в свою очередь подслушали нашу тяжёлую беседу.

На этаж спустился.

— На разговор, сопляк, — раздалось грозное с холла второго этажа.

А вот и Константин нарисовался. Впился в меня глазами чёрными, будто разорвать хочет. Каштановые волосы состриг в обычную мужскую причёску.

Повернулся к нему и вышел в холл.

— Я сопляком в десять лет перестал быть, товарищ подполковник. А вы? — Ответил ему смело, встав на дистанции в три шага. Пусть он и выглядит внушительнее меня, так просто не сдамся. А то и вырублю здоровяка, если об отце начнёт плохо говорить. Потому что достали.

— Сколько уже гвардейцев одержимо мыслью убить тебя? — Спрашивает, кривясь. — Знаешь, я присоединяюсь к их числу.

— Я отвечу каждому, и вам, сударь, — заявляю без тени страха.

— Никаких дуэлей юноша, я не позволю тебе сгубить больше ни одного мехавода.

С этими словами он достаёт из кобуры револьвер и поднимает его на уровень моей головы, целясь в лоб.

И здесь я почему–то спокоен. Но закрываю глаза и понимаю, что нет… ибо вспоминаю блестящие от слёз, аквамариновые глаза Агни. С тем чувством, когда она осознаёт, что потеряла всё.

Мне достаточно было эпизода, чтобы понять, как этот офицер заботился о ней.

Понять, как любит её, ибо это так просто, любить такую. На его месте я бы поступил также.

— Прежде чем спустите курок, — начал я, не открывая глаз. — Дайте возможность написать завещание. Я хочу отдать все земли Сабуровых Агнессе. У меня нет никакой родни, любые претензии со стороны прочих исключены.

Усмехнулся подполковник вдруг.

— В скором времени твоя земля никому не будет нужна и даром, — прокомментировал с иронией.

— Если речь о том, что враг захватит её, тогда позвольте мне встать за неё насмерть.

— Чёрная бестия стоила сотни таких, как ты. И тебе её не заменить, — продолжает мучить меня Константин. — Как и тому желторотому, какой сядет её в мехар.

— Где Агни? — Спросил, открыв глаза. И увидев на этот раз боль во взгляде подполковника.

— Уехала вчерашним поездом до столицы, — ответил и дальше заговорил с остервенением: — где её будут судить. И она признает свою вину, не сказав о тебе ни слова.

— Тогда я отправлюсь следом и расскажу всё. Пусть судят меня.