По широкому церковному крыльцу, не обращая ни на кого внимания, важно вышагивал голубь. Периодически он останавливался, наклонял набок голову и внимательно присматривался к толпе. Затем, убедившись, что все идет своим чередом, шел дальше.

У Кристины ни платка, ни шарфика не было, поэтому она решила остаться возле широких ступеней церковного крыльца. Иван с Асей еще не подъехали, Тимур еще вчера сказал, что будет рядом с Феликсом, и вынужденное одиночество слегка тяготило Кристину. Хотя, может быть, она просто боялась встретиться с Щедрым.

Понятно, что майор не будет требовать от нее ответа прямо здесь и сейчас. Скорее всего, он вообще не будет ничего требовать, будет молча ждать ее решения. А она просто не сможет обмануть это ожидание. Вот если бы Тимур сделал ей предложение. Кристина прислушалась к себе и поняла, что предложение Тимура точно так же поставило бы ее в тупик. Она привыкла жить одна в своем доме, в своей маленькой крепости. Ей не нужно, скомкав конец рабочего дня, мчаться сломя голову домой, чтобы сготовить ужин, а потому у клиентов «Кайроса» нет повода жаловаться на срыв агентством сроков.

Отсутствие второй половины – это одновременно отсутствие необходимости выяснения, кто будет выбрасывать мусор, а кто помоет посуду. Даже звучит смешно – вторая половина. Получается, создав семью, человек становится инвалидом, зависимым и несамостоятельным.

– Кристина, привет, – раздался сзади радостный голос Аси.

Кристина обернулась, посмотрела на неуместно радостное лицо подруги и подумала, что мысль насчет инвалидов была, пожалуй, ошибочной. Ася с Рыбаком прекрасно дополняют друг друга.

– Ну и местечко вы выбрали – на самой паперти. Осталось только кепку положить, – усмехнулся Иван и затянул вполголоса: – «У Курского вокзала стою я молодой, подайте Христа ради червонец золото-о-ой!»

– Ваня! – зашипела на него Ася. – С ума сошел!

– Так точно! – согласился Рыбак. – Сошел. А кто виноват?

Нет, эти двое положительно были прекрасным дополнением один для другого.

– Мы решили расписаться, – шепнула Ася Кристине на ухо.

– Вот здорово, а когда? – спросила Кристина, но тут колокольный звон возвестил о начале поминальной службы.

Медленные удары от малого к большому, словно неотвратимо спускались вниз, в неизвестность. А потом колокола забили все разом, и людское море хлынуло поближе к церковным дверям, за которыми посреди церкви, на обитом бордовым бархатом постаменте стоял роскошный гроб с золочеными ручками – последнее пристанище Ларисы Мартыновой.

Из родных на похоронах были только Феликс и Ольга. Таисия все еще находилась в больнице и была слишком слаба.

Священник в сияющем белом облачении читал молитвы, но Феликс не разбирал слов. Он видел лишь лицо жены – торжественное и печальное в обрамлении кружевного шарфа, искусно маскировавшего рану на лбу.

«Прости меня, – мысленно произнес Феликс. – Я виноват перед тобой. Виноват в том, что редко бывал рядом. Если бы я мог знать, что судьба разлучит нас так скоро, я, может быть, повел бы себя по-другому».

– Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим, – пел священник.

Восковые слезы стекали по свече, которую Феликс сжимал в руке. Рядом тихо всхлипывала Ольга.

– Приидите, последнее целование дадим, братие, умершему…

Толпа медленно потянулась к гробу. Кто-то касался савана, кто-то целовал венчик, лежащий на лбу Ларисы.

Феликс не спешил. Ему очень хотелось хоть на несколько минут остаться с женой наедине, но он понимал, что это невозможно. Он подошел последним. Стоял долго, вдыхая густой запах ладана и воска. Потом кивнул и отошел, давая возможность священнику продолжать службу.

Гроб накрыли крышкой. Зарыдала, забилась Ольга. Феликс понимал, что нужно поддержать ее, но не мог пошевельнуться, словно придавленный к каменным плитам пола свалившимся на него горем.

– Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас, – запел хор.

Шестеро мужчин подняли гроб и понесли к выходу из церкви.

Сделав над собой усилие, Феликс пошел следом. Его морозило, ноги отказывались повиноваться. Он обернулся, чтобы посмотреть, как там Ольга. Она шла, тяжело опираясь на руку Андрея Геннадьевича, майора, который занимался делом Ларисы.

За церковными дверями ярко сияло солнце. Феликс невольно зажмурился, а когда вновь открыл глаза, вдруг увидел девушку. Ту самую, которую не хотел больше видеть ни при каких обстоятельствах, тем более при таких печальных. А девушка, не разделяя его желания, пробиралась сквозь толпу. Мгновенье – и она уже рядом. Сочувственно тронула его за рукав:

– Прими мои соболезнования. – В ее голосе он услышал открытое ликование.

И тут словно что-то лопнуло в нем. Та ниточка, которая удерживала его от падения в безумие, оборвалась, и он, забыв, где находится, закричал:

– Это ты! Ты во всем виновата! Я ненавижу тебя! Я ненавижу себя за все, что случилось!

На самом деле он не кричал. Замерзший рот с трудом выговаривал слова. Но она шла рядом, почти касаясь его плечом.

– Ты? Что ты такое говоришь? Как ты можешь такое говорить? Ведь я… Это все ради тебя! Чтобы мы…

– Мы? Нет никаких мы и никогда не было!

Она остановилась, а он продолжал идти дальше, радуясь, что уже не ощущает прикосновения ее плеча, пытаясь вернуть себя в состояние скорби, нарушенное ее внезапным появлением.

Кристина увидела, как вынесли гроб из церкви. Он, казалось, медленно плыл по воздуху, а солнечные блики играли на полированных боках. Голубь отошел в сторонку, пропуская процессию.

«Бабье лето», – подумала Кристина, тщетно пытаясь сдержать неуместную улыбку.

И тут кто-то истошно закричал:

– У нее пистолет!

Толпа разом схлынула с крыльца, и Кристина увидела Щедрого. Он бросился к девушке в черном кардигане. Раздался выстрел. Голубь, шумно всхлопнув крыльями, взлетел в синеющую высь.

Дальше все было, как в кино. Майор ловко, хорошо отработанным движением завернул девушке руку за спину, защелкнул на запястьях наручники. Потом уже как-то не очень по-киношному тяжело опустился на ступеньки и стал заваливаться набок.

– Андрей! – Кристина рванула вверх по лестнице. – Андрей! Кто-нибудь! Вызовите «Скорую»!

– Я звоню! – рядом оказался Тимур с прижатой к щеке трубкой.

Кристина упала на колени рядом с Щедрым.

– Андрей! Держись!

Он держался – лежал на спине и, не мигая, смотрел на яркое солнце, наслаждаясь щедростью бабьего лета и полетом серого голубя в бесконечной синеве сентябрьского неба.

– Я выйду за тебя! – шепнула Кристина ему на ухо. И, видя, что он не реагирует, повторила чуть громче: – Слышишь, майор, я выйду за тебя! Возьму твою фамилию и рожу тебе детей. Минимум двух…