Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Накануне выхода Double Fantasy Джон начал работать над новыми композициями. Ранее он приступил к Dear John – песня получила название по обращению в письмах, которые приходили солдатам во время войны от неверных возлюбленных. Он играет на акустической Ovation, иногда сбивается и тихо смеется наедине с собой. «Дорогой Джон… дай себе передышку, жизнь не предназначена для бега», – звучат слова. И следует самоутешение: гонка окончена, «ты победил». В завершении демозаписи Леннон весело насвистывает.
Пожалуй, самой необычной домашней записью за всю его сольную карьеру стала композиция под названием Pop Is The Name Of The Game – текст там не выходит за рамки названия. Также он снова попробовал записать Serve Yourself – она оставалась неоконченной с тех пор, когда он в последний раз обращался к ней, вернувшись с Бермуд. Записанная 14 ноября You Saved My Soul (With Your True Love) была уже совсем другой. Под заводной аккомпанемент электрогитары Джон исполнял хвалебную песнь-посвящение Йоко. Вспоминая о саморазрушительных тенденциях (он сжато говорил о них в аудиодневнике в сентябре 1979 года), Леннон благодарил жену за то, что она стала для него спасением. В его голосе слышится отзвук рокабилли, когда он поет «лишь ты спасла меня» – спасла от прыжка из окна их нью-йоркской квартиры.
На следующий день Джон и Йоко отправились через парк в отель «Плаза», где встретились с Ринго и Барбарой Бах. Пара отдыхала в Нью-Йорке на пути в Лос-Анджелес, где Ринго планировал продолжить работу над Can‘t Fight Lightning с Гарри Нильсоном, сочинившим для экс-битла песню Drumming Is My Madness.
«Я не видел его довольно долго. А мы всегда виделись, когда пересекались где-то. Он пришел с Йоко», – вспоминал Ринго. Ленноны предполагали провести с ними час, но им всем «было так хорошо друг с другом», рассказывал Ринго, что «они задержались на пять часов». Прежде чем вернуться в «Дакоту», Джон передал Ринго демозаписи Nobody Told Me и Life Begins At 40. Прощаясь, два старых друга, оговорили 14 января как дату записи основных дорожек в Нью-Йорке (339).
Позже вечером Джон оказался героем одной из сценок юмористической программы Эн-би-си «В субботу вечером в прямом эфире». Поскольку Double Fantasy ожидался со дня на день, комик Чарльза Рокет стоял у «Дакоты» и всем надоедал, донимая прохожих вопросами о новом альбоме Джона и Йоко. Среди опрошенных была пожилая вестсайдская дама. «Я знаю, что Леннон вон в том доме живет, – воскликнула она. – Там вечно молодняк собирается, чтобы взять автограф. Почему им разрешают тут собираться?» Потом комик пристал к швейцару – чего это так много мусора рядом с аркой? Тут к «Дакоте», с другой стороны, подъехал мусоровоз. «Я ничего об этом не знаю, – коротко бросил рабочий, когда Рокет спросил его о грядущем выходе альбома. – Там музыка, а тут мусор». С этими словами он закинул порцию отходов в грузовик, еще раз добавив: «Это мусор». Рокет встал перед «Дакотой» и провозгласил: «Нам придется разделить разочарование от того, что ничегошеньки мы так и не узнали об альбоме» (340).
Когда наконец настало утро долгожданного появления Double Fantasy, Джон начал с того, что обзвонил всех родных в Англии. Первой была его сводная сестра Джулия Бэйрд в Ливерпуле. Во время разговора у Джона родился план триумфального возвращения в Соединенное Королевство впервые с 1971 года. Он ожидал, что при его появлении съедется множество родственников, и предлагал устроить большую встречу в Рок Ферри в Ардморе. «Вас так много, – сказал он Джулии, – что нам всем придется пересечься в Ардморе». В последние несколько месяцев он представлял возвращение на родину с шиком – на «Куин Элизабет 2»[142]: Джон Леннон, завоеватель, не знающий поражений.
Следующим абонентом стала тетушка Мими, как всегда не одобряющая склонность племянника к экстравагантности. В качестве подарка в честь выхода альбома он подарил ей гарнитур от Картье (жемчужное ожерелье и брошь). «Ты ненормальный», – оценила она эту расточительность (342).
Но тетушкина ворчливость никак не могла омрачить беззаботность Джона в тот день. «Давай, Мими, – ответил Леннон, смеясь над ее бережливостью. – Побалуй себя для разнообразия» (342).
Глава 14
Record plant
Позже в тот день, когда Джон вышел на Западную 72-ю улицу, он был в приподнятом, беззаботном настроении. Под мышкой он нес несколько свежеотпечатанных экземпляров Double Fantasy. Как это нередко происходило в те осенние дни, частью пейзажа оказался Пол Гореш, традиционно стоявший на своей наблюдательной позиции. «Ты знаешь, что альбом сегодня вышел. Хочешь подарю?» – весело спросил Джон фотографа-любителя. Разумеется, тот был в восторге от возможности принять альбом из рук самого Леннона. Как по команде, тут же подбежал другой фанат и спросил, может ли он получить пластинку. «Конечно, – ответил Джон. – Они есть в “Сэм Гуди” на 47-й»[143]. Через несколько мгновений Джон сфотографировался с Горешем перед входом в здание, а позади них улыбался до ушей швейцар-охранник, стоявший рядом со своей обитой медью будкой (343).
Для Джона и Йоко Double Fantasy означал новый старт. Они были в восторге от того, что создали альбом меньше чем за пять месяцев от его замысла до выхода в свет. Но, возможно, еще больше их радовали те мужество и решимость, с которыми они возродили самих себя в качестве артистов. «Мы чувствуем, что это только старт и это наш первый альбом. Я знаю, что мы и раньше вместе работали и даже альбомы делали, но ощущаем Double Fantasy как наш первый. У меня такое чувство, будто до сих пор вообще ничего не было», – сказал Джон (344).
Поскольку альбом ожидали с таким нетерпением, он сразу собрал немало рецензий. Лидировали в этом ежедневные газеты. В The Philadelphia Inquirer Джек Ллойд писал: «Леннон предлагает нам новое видение будущего поп-музыки. Но переходный альбом – тот, в котором он чувствовал необходимость в чем-то облегчить душу, – сделан с должным стилем». «Хорошо, что Леннон вернулся», – добавил в конце статьи Ллойд. В рецензии для Los Angeles Times Стив Понд не оставил от альбома камня на камне. Он предупреждал: те,