привычка). Таких «чужих» привычек подмечал в себе всё больше. И это обстоятельство мне не нравилось. Подумал: зато в моём нынешнем облике много Надиных черт (у нас с Надеждой Сергеевной схожие глаза, губы, подбородок).

— Я этого мужика не помню, — сказал я. — Совершенно. Как я могу по нему скучать?

Мишина мама неуверенно повела плечом. А я вдруг ощутил себя прежним: сильным, уверенным в себе, взрослым. Захотел высвободиться из Надиных объятий. Потому что пожелал сам её обнять и прошептать ей на ухо те самые глупости, в которых обычно нуждались женщины. Хотел успокоить её, развеселить, пообещать ей, что «всё будет хорошо». Представил, как мои действия удивили бы Надежду Сергеевну (или испугали). Потому не пошевелился. Лишь нежно сжал в своей руке тёплые женские пальцы.

— Ну, он же все-таки твой отец, — сказала Надя.

Снова вздохнула.

Я погладил её по руке.

— Мам, да какой же он мне теперь отец? Биологический. Как донор. Одно название, а не папаша.

Усмехнулся.

— У меня было множество других предков, помимо него, — сказал я. — Прадедушки, прабабушки… и прочие «пра» и «прапра». Их видимо-невидимо, если углубиться в генеалогию и по твоей, и по его линии. По ним я тоже должен скучать, получается? Если придерживаться твоей логики. Никого из них я никогда не видел. Как и его. Не помню я твоего мужа. Совершенно. А потому он теперь от прочих моих предков ничем не отличается. Был такой — да и ладно. А люблю я только тебя.

Надя поцеловала меня в висок (запах мяты усилился).

— Если кого-то из них вспомню, то, может, и заскучаю, — добавил я. — Но — это если вспомню. Пока они мне не вспоминаются. Честно. А о твоём бывшем муже я думаю настолько редко, что это и не считается вовсе. Да и не до него мне сейчас. Уж поверь. Пусть живёт себе в своём Магадане. А у нас с тобой и без него забот предостаточно.

— Это, каких таких забот? — спросила Надежда Сергеевна.

Я изобразил удивление.

— Забыла? Завтра первое сентября.

А мысленно добавил: «Завтра я снова увижу папу».

В августе я не ходил к папиному дому. Потому что помнил: этот месяц мы с ним (в той, прошлой жизни) провели в деревне. Приехали в Великозаводск незадолго до начала занятий. Точный день возвращения Виктора и Павла Солнцевых я из памяти не извлёк. Но не сомневался, что увижу их завтра в школе на торжественной линейке. Павлик явится туда с большим букетом пионов в руках. А Виктор Егорович Солнцев — наряженный в свой любимый костюм.

А ещё на линейке будет Оксана Локтева — пятнадцатилетняя девчонка из девятого «Б» класса. Та самая, которую скоро зарежут, а в её убийстве обвинят моего отца. Я и тогда знал, что папа не виновен в её смерти. Потому что весь тот день, когда школьница умерла, папа неотлучно был рядом со мной (мы занимались любимым папиным делом: клеили пластмассовую модель броненосца «Князь Потёмкин-Таврический»). Однако моему свидетельству не поверили. А потом и папа… признался в том, чего не совершал.

Настоящего убийцу десятиклассницы тогда не нашли. Милиционерам хватило единственной улики и отцовского признания. Не поверили даже майору Каховскому, усомнившемуся в виновности Виктора Солнцева. Отца осудили. Юрий Фёдорович Каховский попал под следствие и уже зимой был уволен из рядов советской милиции. А убийца девчонки остался на свободе. Однако теперь я не сомневался: в этой реальности Виктора Егоровича Солнцева не осудят. Потому что теперь у меня есть способ раскрыть ещё несовершённое преступление.

Я уже завтра могу увидеть лицо человека, собиравшегося убить десятиклассницу — глазами его будущей жертвы (если прикоснусь к коже Оксаны Локтевой).

Конец первой части

ссылка на следующую часть: ( https://author.today/reader/281597/2551559 )

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/279214