В мешках оказались рукавицы, теплые носки, телогрейки, даже полушубки и валенки.

— Эх! Что за народ в этом районе, — говорили между собой марковцы. — Он не только входит в наши нужды, он помогает нам и в борьбе. Смотрите, сколько уже записалось в полк. И сколько бы, да все охотно пошли бы с нами, будь объявлена мобилизация. Но почему медлят с мобилизацией?

— Да. Крестьяне, но не интеллигенция и даже не наш брат офицер, — говорил кто-то. — Интеллигенция это не народ, а…

— Народ, народ! А забыли 1917 год? — говорил третий.

— Ну, ну! Кто прошлое вспомянет, тому глаз вон.

Из разговоров с жителями выяснилось, что крестьяне уже в минувшем 1918 году поднимали восстание против красных. Восстание охватило большую полосу от Ливен, Ельца и дальше на восток до Волги. В рядах марковцев обоих полков были офицеры и солдаты, принимавшие участие в этом восстании.

Дело было так. В 50 верстах от Тамбова есть огромное село Мучкап с 30 тысячами жителей. В мае 1918 года жители села, возмущенные продналогами и разверстками, перебили прибывших для выколачивания дани красных. Сильный отряд красных с артиллерией произвел карательную экспедицию на село, расстрелял многих и увел с собою несколько тысяч мужчин. В Тамбове им было «предложено» поступить в Красную армию, и крестьяне согласились. Но когда им было выдано оружие, они восстали и захватили Тамбов. Вскоре восстание распространилось на большой район.

В Тамбове к восстанию присоединились офицеры во главе с генералом Богдановичем. Однако действия восставших были вялы. Красные стянули большие силы и рассеяли их. Часть разбежалась по домам, часть, преимущественно офицеры, небольшими отрядами ушли в леса, а часть была расстреляна. Причем особенно зверствовали те комиссары, которые были захвачены повстанцами и посажены в тюрьму.

Красные преследовали ушедшие отряды в лесах. Не всем, но все же немалому числу восставших удалось выйти на Донской фронт. Один отряд вышел в Саратовскую губернию и присоединился там к восставшим под командой капитана Копейкина, офицера из рядовых солдат. Но и эта группа была рассеяна, и часть ее вышла также на Донской фронт.

За два месяца до прихода марковцев в район Ливен через Елец прошел рейдом корпус генерала Мамонтова, к которому присоединились сотни горожан и селян из района Тамбова, Козлова и Ельца, принимавших участие в этом восстании. Конечно, осталось на своих местах громадное большинство, однако для марковцев было ясно, что крестьяне продолжали таить в себе живую ненависть к советской власти, интеллигенция же подчинилась ей полностью. В Ливнах продолжала стоять выстроенная красными триумфальная арка, знаменующая победу советской власти. Теперь она имела другое назначение. Видимо, она-то и давила на мораль интеллигенции, приводила ее в полную растерянность.

Марковцы вошли в Ливны. Немало народа встречало их с радостью. По крайней мере, так казалось. Обычное дело: в городах и больших населенных пунктах их встречали толпами, а в деревнях безлюдьем. Марковцев тянуло к жителям, чтобы узнать от них, как они жили при большевиках и как относятся они к своему освобождению. Невольно искали случая найти подкрепление той душевной радости, которую испытывали сами. Первое впечатление от разговоров: жители, и особенно интеллигентный слой, продолжали жить под влиянием страха. Не сразу они становились откровенными. Но вот в одной высококультурной семье разоткровенничались. Оказалось, что интеллигенция испытывает страх не только перед большевиками, но в некоторой степени от мысли о своей судьбе при белых.

— Что теперь будет с нами? Как мы будем жить? При красных мы кое-как устроились, служили, нам платили, ели скромно и не голодали. А теперь? Да допустите ли вы нас, служивших у красных, на службу в своих учреждениях? — говорили они.

Чем их утешить рядовым марковцам?

В Курске. В семье доктора; все почтенного возраста; рады освобождению; не знают, как благодарить. И в другой культурной же семье, где молодежь была на красной службе в разных учреждениях, беспокойство. Разговор не вяжется. Конечно, говорят о тяжелой жизни, а один из членов семьи передал то, что было сказано бывшим генералом, красным начдивом, стоявшим у них на квартире: «Все тяжести жизни в наше время вызваны Гражданской войной, и только по окончании ее жизнь может войти в норму». Но что же, в сущности, сказал генерал? Как его поняли эти люди? Он ушел с красными, следовательно… «Жизнь войдет в норму лишь с победой белых, и эта их победа принесет и конец войны», — заявили марковцы. Семья молчала. Интеллигенция. Что ей Россия?

Марковская часть расположилась в деревне в районе города Щигры. Один из командиров с помощником на квартире учителя народной школы. Их встретили холодно, но не без радушия. Пока хозяйка ставила самовар и что-то готовила, офицеры вели с учителем трудный разговор: он с ними был не весьма словоохотлив. Бросили взгляд на обстановку: чистая, уютно обставленная комната и квартира, на стенах портреты, литографии; этажерка с немалым числом книг; письменный и обеденный столы, стулья, два кресла…

О текущей войне офицеры не поднимали разговора, надеясь, что заговорит о ней учитель. Но он молчал. Говорили о местности, о болотистой реке Щигор (Рать), где должна быть отличная охота. Вспомнили о И. С. Тургеневе, который охотился в этих местах. Однако тянуло поговорить о войне, о положении при большевиках, расспросить учителя, который, безусловно, много мог бы рассказать. Начали с вопроса о народном образовании.

— Большевики, вероятно, решительно коснулись школы, провели ломку? — высказал мысль один офицер.

Учитель как-то сразу стал энергичным и твердым.

— Да. Реформы! Но школу и тем более народное образование они не ломают, а проводят улучшения. Я не вижу и не ожидаю ничего, что бы грозило народному образованию.

Офицеры стали задавать ему конкретные вопросы.

— Единственно, что может помешать школьному делу, это междоусобная война. Вообще, она расстроила жизнь всему народу, — твердо отчеканил он.

Офицеры насторожились и с трудом сдерживались от острых вопросов и своих высказываний. Наконец, один из них сказал:

— Но с войной ведь вам-то надо примириться, так как