вслух, но и на это никто не обратил внимания. – Тринитротолуол. Сдохну я, пока вы раскачаетесь.

Похоже, эта же мысль посетила и медсестру. Укоризненно глянув в спину врача, он остановила каталку, задрала свитер на теле Антона и начала мять грудь, явно вспоминая, как его делать, это самый массаж при сердечном приступе. В кардиологии лучше люди подготовлены, чем здесь, везде же своя специфика.

Мякиш повисел над ней, потом понял, что это дело ему надоело. Устал он от всего. Судя по всему, тонкая нитка, связывающая душу с телом, уже порвалась, поэтому и смысла чего-либо ждать больше не существовало.

– Марина, Марин! – крикнула дежурная медсестра кому-то: он даже не посмотрел, кого она зовёт. Всё равно. Всё – тлен. – Давай аптечку, сердечные, что найдёшь-брш-брш-бш-ш-шь!

–…бл-бл-эм-ну-у-у, бл-бл-бл…

Звуки больше не различались, сливаясь в одно бессмысленное бормотание, как из телевизора за стеной. Антон сделал под потолком кувырок, наслаждаясь совершенно новыми для себя ощущениями. Умер? Да не может такого быть! Он же всё помнил, даже как сбил на трамвае своего двойника, как тот растворился в нём, утягивая куда-то в темноту, в пустоту, под лёд небытия. Но ведь вынырнул, хотя и в скорбной больнице… простите, онкодиспансере! Значит, смерти действительно нет.

А что есть? Что-то. Нечто. Как-то.

Вот только с билетом на аттракцион получается нескладно: он-то, Антон, здесь, а мятая бумажка, цель его долгого существования, там – в правом кармане мятых спортивных штанов с вытянутыми коленками, старых и убогих, но таких привычных, как продавленное кресло на веранде старой дачи, куда хочется вернуться из любых странствий, сесть и посмотреть на закат через сплетение веток низкорослых яблонь.

Тело на каталке выгнулось, страшно захрипело, выпустив струйку слюны из угла искажённого судорогой рта, ударилось головой и обмякло. Теперь Мякиш вернулся в него, но толку уже не было: он не дышал, не мог двигаться, почувствовал, что уставший от работы насос – два предсердия и два желудочка – сжался последний раз и остановился, расслабляясь навсегда.

– Маринка, всё, кажись… – Чьи-то пальцы оттянули ему вверх закрытое веко. – Пульс поищи, но вряд ли. Готов дядя.

Он всё помнил, всё понимал и всё чувствовал, хотя и не так, как раньше, по-другому, но сейчас не готов был спорить с медициной. Пульс у Антона, разумеется, не отыскали, как ни старались.

Вызванные недовольным – ну, смерть есть смерть, да ещё в его дежурство – санитары привычно подхватили тело вдвоём: лифта не было, не каталку же по ступеням тащить в подвал, в морг, а потом ещё и волочь обратно. Понесли: впереди мордатый, с глазами навыкате и редкими сальными волосами, а за ним длинный и тощий. Дежурная медсестра суетилась вокруг, открывая им двери на лестницу, разгоняя редких посетителей на ступеньках в стороны, чтобы не мешали.

– Надо бы позвонить дочери его, где-то телефон записан, – бормотала она. Мякиш вспомнил, что да: Виола! Взрослая уже, замужем, ничего, переживёт без особого стресса. Отец старый, да и все нервы остались там, на моменте постановки диагноза, дальше только ожидание.

Месяцем раньше, месяцем позже.

Возможно, он ошибался, но особых слёз не будет. Своих забот хватает, важнее, чтобы муж не пил столько, опять же ОГЭ у младшего на носу, и ЕГЭ у старшего. Пара лет разницы, внуки.

Они-то сюда и не приходили ни разу. Или страшно, или всё равно.

Дверь в подвал пахнула на санитаров морозом с гнильцой, тем неповторимым запахом временного пребывания мёртвых тел, что не уничтожить ничем. Напалмом, если только. Короткая лестница, поворот, двери непосредственно в морг. Медсестра уже пошла обратно, поэтому двое неразговорчивых мужичков не церемонились с покойником: уронили на бетон, пока первый ковырялся с замком, а второй с наслаждением потянулся, наклонился и на всякий случай проверил карманы Мякиша.

Билет он даже не нащупал, настолько непохож тот был на нечто ценное, что почти невидим для посторонних.

– Вскрывать будут? – буркнул тот, что с ключом.

– Да хрен его знает, – откликнулся жадный. – Наше дело принести, Боня.

Антон вдруг понял, что знает обоих. Видел. И не раз видел. Но сейчас это открытие – ну да, тот, что шарил по карманам, это же Олежек, длинный, усатый, весь потёртый жизнью – не огорчило и не порадовало его, оставив полностью равнодушным.

– И то верно.

Его подняли с бетона, заволокли внутрь, привычно морщась, и бросили на первый попавшийся свободный стол. Там их было три, из них чьим-то телом, укутанным с головой простынёй, занят только один.

– Накрыть бы… – сказал Олежек.

– В жопу. Он нам не заплатил за такой сервис.

– Возражений не имею.

Дверь громко бухнула за ними, скрежетнул ключ в замке, и Мякиш остался в царстве мёртвых. Равноправным, надо сказать, подданным. И в этот момент к нему вернулись силы: по крайней мере, сесть, неловко поворочавшись на столе и опустить ноги получилось. Холода он не чувствовал, запястье больше не болело, так, саднило слегка. Вонь… Ну так, возможно, чем-то и пахло, но чувства словно притупились, между ним и миром возникла некая перегородка.

Ещё бы выйти отсюда.

Антон сполз на пол, постоял, прислушиваясь к себе и равновесию окружающего подвала. Ничего не качалось, можно смело идти – только вот дверь закрыта. Он подошёл к ней, потолкал безнадёжно: взяться-то не за что, ручки изнутри не предусмотрено. Клиентам она обычно ни к чему. Потом встал, как забытый постовой, прикинув, чтобы не снесло, когда – и если – дверь всё же откроют. И стоял так долгие часы, бездумно и ровно, покрываясь почти незаметной изморозью. Ему это не мешало.

– Аккуратнее же, аккуратнее, черти! – раздалось через неопределённое время за железом преграды. – Это племянница префекта, поимейте уважение.

Замок ржаво щёлкнул, потом появился Боня, сжимая ручки носилок. Мякиш стоял за дверью так, чтобы его не заметили входящие: удалось. Санитар и не оглядывался. Тело на носилках было накрыто измазанной полосами крови простынёй, видимо, из хирургии. Операция, понимаете, прошла удачно, но потом…

Олежек, посапывая, держал вторую пару ручек, а за ним степенно вышагивала незнакомая медсестра, постарше дежурной по химиотерапии, голосистая, властная. Все трое не обратили ни малейшего внимания, что в приоткрытую дверь вышмыгнул постоялец. Мякиш не стал медлить, использовал свой шанс на всю катушку. Поднялся по лестнице, удивляясь тишине, зашёл на родной этаж и добрёл до ординаторской. Дежурной за столом не было. Телевизор из его палаты вещал еле слышно, соседи, наверное, пребывали в равнодушном оцепенении.

Мякиш зашёл в ординаторскую: никого. Вот и славно, меньше удивления и расспросов.

Открыл шкаф и выдернул