– К чему суета? Почему вся Маньчжурия должна знать, что на генерала Семёнова покушались? Мы в такой огласке совершенно не нуждаемся. Часовой, увести!

– Но постойте же, подполковник! У меня действительно есть что сообщить вашему командованию. Я требую, чтобы меня представили начальнику разведывательного отдела полковнику Исимуре.

– Мало ли чего вы хотите.

– Любой приговоренный имеет право на последнее желание. Такова международная традиция.

– Я не собираюсь ни выслушивать, ни тем более исполнять ваше последнее желание.

– Но это же в интересах вашего командования!

– Вполне допускаю. Но полковника нет в городе.

– В таком случае вы должны дождаться его появления! Вы слышите меня, подполковник?! – вновь перешла женщина на японский.

Имоти это явно не понравилось. Он позвал еще какого-то унтер-офицера, и тот вместе с солдатом вытолкал арестованную за дверь.

– Остановитесь, что вы делаете?! – теперь уже взмолилась Лукина и, упав на пол, обхватила ноги унтер-офицера. – Вы не должны делать этого! Сообщите обо мне капитану Куроки. Он знает… Сообщите ему!

– Куроки тоже нет в штабе. Но, кажется, появился полковник Исимура.

Имоти остановил конвоиров, вернул арестованную в кабинет и связался по телефону с генералом Судзуки, все еще представавшим перед штабистами под видом некоего капитана, чем буквально поражал полукровку Имоти непостижимым чисто японским упрямством.

– Капитан Куроки считает, что ему нет смысла видеться с вами, – уведомил её подполковник, положив трубку на рычаг. – Его вполне удовлетворит доклад о том, что террористка, стрелявшая в генерала Семёнова, казнена.

Лукина упала на стул, обняла руками края стола и, припав к нему щекой, забилась в истерике.

– Вы огорчаете меня, арестованная, – искренне удивился Имоти. – К чему вас только готовили, отправляя на такое опасное задание? Неужели вы не понимали, что у вас почти нет шанса остаться в живых? Мы и так проявили снисходительность к вам. Вы уходите в иной мир без пыток, без страданий… Мечта любого камикадзе. Развлечение в камере – всего лишь сексуальное недоразумение.

Лукина подняла голову и с омерзением взглянула на расплывавшуюся в ухмылке рожу Имоти.

– Что вы отпеваете меня, как деревенский поп? Если уж вас не предупредили о том, кто я такая, тогда мне тоже осточертели все эти ваши азиатские забавы. – Террористка полой халата вытерла слезы и вновь с презрением и злобой уставилась на Имоти.

– Что вы называете «азиатскими забавами», арестованная? – скучающе уточнил подполковник.

– А то, что мне непонятно, откуда вы здесь взялись. И почему вас подключили к этому провинциальному спектаклю, предварительно не проинструктировав, – поднялась Лукина и, смерив Имоти вызывающим снисходительным взглядом, прошлась по кабинету. – Но даже не будучи проинструктированным, вы могли бы уже догадаться, что послали меня не красные русские, и не в качестве агента НКВД.

– Кем же тогда вы посланы?

– Если и являюсь чьим-то агентом, то, конечно же, китайской разведки, по поручению которой выполняла особое задание в Монголии.

Имоти коротко хохотнул, затем попросил повторить это «эпохальное», как он выразился, признание и вновь засмеялся. Он мог представить себе что угодно, но согласиться с тем, что русская террористка, покушавшаяся на атамана Семёнова, способна представать перед ним в роли китайской «агентки по особым поручениям» в Монголии! Ничего подобного вообразить себе он не способен был.

– Китайская агентка в Монголии, да? Поиздеваться решила, энкавэдистка недострелянная? – незло окрысился подполковник. – Ты еще скажи, что была агенткой тувинской разведки[65]в Австралии.

– Приказали – стала бы и тувинской. Но случилось так, что была китайской, в Монголии.

– С заданием подсчитать количество овец в личной отаре монгольского премьера?

– Какое именно задание я там выполняла, знать вам не обязательно. Куда важнее для вас, как недавно перевербована одним из резидентов японской разведки в Монголии.

– И в этом весь ваш секрет?

– Теперь уже, скорее, спасение, – недовольно проворчала Лукина, понимая, что должна была скрывать свою принадлежность к японской разведке до конца. До особого разрешения на правду. – Но не моя вина в том, что вы столь бездарно состряпали всю эту операцию.

– Что же вы до сих пор молчали? – развалился в кресле Имоти и теперь уже с особым интересом смотрел на фигуру русской. Словно прикидывал: а с какой стати я должен отказывать себе в том удовольствии, в каком не отказал себе ни один офицер тюрьмы? – Зачем нужно было терпеть все эти «интимные допросы» и сексуальные пытки? Сразу сказали бы…

– Кому? – въедливо улыбнулась Лукина. – И зачем? Чтобы сорвать всю операцию? Я-то, заметьте, ваши условия выполнила. А вот что касается вас, японцев… Мне непонятно, почему на меня напустили все это грязное тюремное отрепье?

– Предпочтительнее, чтобы вас сразу же пристрелили? А перед этим избивали бамбуковыми палочками по пяткам, швыряли оземь, отбивая почки? У нас еще есть время, мы легко можем заполнить все пробелы.

– Послушайте, вы, подполковник… – взъярилась на него Лукина. – Да вы лжете. Все вы прекрасно знали: кто я, почему оказалась в номере генерала Семёнова… Поэтому хватит мотать мне нервы. Немедленно свяжите меня с генералом Судзуки.

– А кто такой этот генерал Судзуки?

– Вы лучше меня знаете, кто такой генерал Судзуки! – взвизгнула Лукина, теряя самообладание. Но тотчас же попыталась взять себя в руки. – Хорошо, нет генерала Судзуки, есть капитан-переводчик Куроки. Свяжите меня с ним. Лично. Без посредничества полковника Исимуры.

– А вы уверены, что он пожелает разговаривать с вами? – холодно, хотя и предельно вежливо осведомился Имоти, по опыту зная, что ничто так не выводит из себя хамовито-истеричных по большей части своей русских, как самурайская вежливость японцев.

– Да, да, да! Уверена.

– А я сомневаюсь.

– Свяжите же, подполковник, – вновь навалилась грудью на стол террористка. – Умоляю вас. Успеете вы меня расстрелять, куда торопитесь? Я ведь уже объяснила: я – ваш агент, выполняю особое, секретное задание.