На поверхность группе пришлось выбираться окольными путями, поскольку основной выход оказался завален. Сперва они долго петляли по узким коридорам и перемычкам бывшего хранилища атомных боеголовок — за эти полтора часа Синак многое узнал об устройстве подобных убежищ. Как оказалось, на поддержание жизнеспособной среды под землей тратились колоссальные средства и огромное количество ресурсов. Учитывая, каким запредельным был уровень коррупции в стране в первой половине двадцатого века и практически на всем протяжении века двадцать первого, такая сохранность всех узлов и агрегатов жизнеобеспечения древнего объекта просто поражала.

Миновав технический уровень, битком набитый всевозможными системами жизнеобеспечения, начиная от мощных вентиляционных установок и заканчивая дизельными генераторами размером с небольшой дом, мужчины оставили позади несколько герметичных шлюзовых камер, отделенных друг от друга массивными гермодверями с кремальерами. Камеры эти располагались на разных уровнях и являлись своеобразными воздушными пробками, призванными воспрепятствовать мгновенному затоплению основных помещений. После них Синак и его спутники еще минут тридцать поднимались по какой-то богом забытой вентиляционной шахте. Она была настолько древней, что под весом четырех человек несколько раз ломались металлические лестничные скобы. Часть из них попросту проржавели, другие же металлоконструкции выламывались с корнем прямо из бетона из-за деформации стен шахты. Из бункера мужчины выбрались где-то посреди сопок — повезло еще, что от бомбардировки не сработали автоматические запорные механизмы, а сами воздухозаборники не были завалены ни снегом, ни валунами. Затем группа долго возвращалась пешком к основному входу в убежище, откуда их должен был забрать эвакуационный борт.

До места шли молча. Негостеприимный север встретил тупым монотонным ветром со снегом, который по ощущениям ничем не отличался от промышленной пескоструйной машины. Мелкий, бритвенно-колкий снег резал лицо, залеплял глаза, мешал ориентироваться. Порывистый ветер не давал нормально вздохнуть и порой сбивал с ног даже крепких разведчиков. Синаку же такая «прогулка» на свежем воздухе и вовсе показалась ледяным адом — его организм и в молодости-то не отличался особой крепостью, а сейчас усталость, болезнь и длительное пребывание в состоянии овоща ясно дали ученому понять, насколько он слаб и не подготовлен к суровым реалиям наступившей жизни.

Не спасали положение ни практичная многослойная спецодежда, ни суровая красота местности. Что ни говори, а русский север с его скалистыми сопками, поросшими редким кустарником и ягелем, с иссиня-черными незамерзающими озерами-блюдцами — завораживал. Несмотря на декабрь, снега много еще не намело, и Реджи сотоварищи могли по достоинству оценить местные красоты. Быть может, в любой другой момент жизни (и, разумеется, при других обстоятельствах) такая картина изумила бы Синака. Природа Заполярья вообще мало кого оставляла равнодушным. Суровый минимализм вкупе с почти осязаемой первобытностью здешних мест подкупал, будоражил воображение, пленял своей аскетичной дикостью и холодной расчетливой лаконичностью форм. Все вокруг буквально кричало: «Здесь выживает лишь сильнейший!»

В категорию «сильнейших» Реджи не попадал никаким боком. Под конец пути его начало болтать из стороны в сторону, и Веньяминов приказал своим подчиненным взять Реджи под локти. Не хватало еще, чтобы их подопечный свалился кубарем с какой-нибудь сопки в озеро или заснеженный лог. Крепкие парни приказ восприняли буквально, и остаток пути Реджи практически «летел» на руках, еле волоча за собой ноги.

К точке эвакуации добрались еще затемно. Остановились, организовали короткий привал, огляделись. Разрушения наземных сооружений, входящих в ансамбль вспомогательных зданий бункера, оказались тотальными. Полностью уничтоженными были бетонный забор, КПП шлюзового типа, гаражи, хозблоки, подъездная дорога и трансформаторная подстанция. Причем характер разрушений больше походил на последствия землетрясения. Складывалось впечатление, что массивные коренастые кирпичные здания сложились вовнутрь, словно карточные домики, перемешанные с костяшками домино. Сооружения же из бетона попросту рассыпались в мелкую пыль, оставив после себя изуродованные остовы из арматуры. Массивных гермоворот первой линии защиты бункера вообще видно не было, а тоннели, ведущие к ним, и вовсе засыпало. Зато сразу стало ясно, почему для эвакуации был выбран такой странный маршрут — судя по тому, чему Синак стал свидетелем, традиционным способом из убежища было попросту не выбраться. Изменился даже ландшафт сопки, в которую вгрызались вышеупомянутые тоннели. Это еще раз доказывало простую истину: есть у человечества оружие (на минуточку — конвенциальное оружие), разрушительная мощь которого может быть вполне сопоставима с ядерным.

«Забавно, — подумалось Реджи, — оружие есть, а защититься не можем. Только и горазды, что убивать друг друга».

Покинуть саму территорию разрушенного секретного объекта, кроме как по воздуху, не представлялось возможным больше никак. Добравшись до точки эвакуации, Веньяминов активировал маяк и вызвал борт — благо он барражировал где-то неподалеку и долго ждать себя не заставил. После взлета Синак обратил внимание на то, что пострадали не только те дороги, что вели от убежища к городу, но и те, что уходили дальше в сопки, к местам погрузки-разгрузки атомных подводных ракетоносцев. Синаку подумалось, что если бы сооружение, где располагалась часть временного правительства, использовалось по прямому назначению до сих пор, то есть служило бы хранилищем для ядерных боеголовок, ядерный щит страны сегодня сильно бы просел.

Хотя, думал Синак, оценивая масштабы разрушений из иллюминатора комфортабельного флайера, вполне могло статься, что адмирал Касаткин разнес с орбиты основные убежища и узлы связи не только в этом квадрате. Что там творилось восточнее, никто не знает. Это генералу Панкратову еще только предстояло выяснить.

— Можете поспать, доктор, — сказал полковник Веньяминов, протягивая Синаку плед. — Вот этой кнопкой выдвигается оттоманка, — и он вызвал на маленьком экране подлокотника меню, — с ней ноги не затекают, а тут регулируются спинка кресла и подголовник. Лететь нам часа три, так что…

— Спасибо, полковник, — ответил Синак, принимая плед из рук офицера, — я уже летал на таких.

— А, ну да, — словно вспомнив биографию Синака, шуточно ударил себя по лбу Веньяминов, — вы же с нами во Франции работали. Такое чувство, что это было в прошлой жизни.

Офицер всеми силами пытался показать Синаку, что в данный момент они занимаются рутинным делом. Что ничего ужасного в их полете в Москву нет. Но Синак все прекрасно понимал — лично для него этот рейс был в один конец. Не может быть такого, чтобы Касаткин не запросил списка тех, кто будет хозяйничать у него в тылу. И не может быть такого, чтобы Панкратов этот список ему не передал или же попытался каким-то образом обмануть своего визави. Скорее, даже наоборот, Панкратов Касаткина подкупил именно тем,