Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Инсеки употребляют слово «что» не с целью оскорбления, Высший выходит за рамки живого существа, он подобен явлению природы. Инсеки дают понять, что именно их интересует.
— Я то, что нужно всем, — отвечает Высший.
И открывает им часть вероятного будущего.
Это слишком много даже для предсингулярных личностей. Потоки информации вливаются напрямую в сеть, и информации много, слишком много, чтобы её воспринять.
Калейдоскоп.
Человек и Инсек, сидящие у берега лазурного океана под огромным багровым солнцем. Что-то исполинское, бесформенное шевелится в воде, потом тонкие прозрачные нити тянутся на берег — будто ожил сам океан и робко потянулся к чужакам. Инсек и человек протягивают руки навстречу, касаются нитей, те рассыпаются брызгами, собираются вновь и замирают… Человек смеётся, Инсек начинает говорить…
Белая звезда, окутанная сверкающей кристаллической сетью, словно пойманная в сачок немыслимых размеров. Пульсирующие протуберанцы в ячейках сети. Космический корабль, похожий на прозрачную пирамиду, в центре, будто мошка в янтаре, застыло розовое безволосое тело тэни… и капли фиолетового эфира танцуют в пирамиде в том же ритме, что протуберанцы…
Милана — или Высший в её теле? Она идёт по полю, напоминавшему бы пшеничное, не будь пшеница ярко-оранжевой. На ней короткое серое платье, она боса, она что-то говорит идущему с ней рядом. Это Прежний, в сверкающих плоскостях силовой брони, на каждом шаге он оставляет за собой выжженный след на поле, а за Миланой даже не сминаются колоски. Милана вдруг берёт Прежнего за руку, будто не замечая силовой брони, разворачивает, показывает на выжженный след. Что-то говорит, серьёзно и долго. Броня на Прежнем исчезает, дальше он просто идёт рядом с Миланой, внимательно слушая.
Это тысячи, десятки тысяч коротких картин, клипы, прокрученные одновременно на тысячах экранов. Некоторые странные, некоторые интригующие, некоторые кажутся простыми или знакомыми.
Но в них нет ничего плохого.
Нет.
Ничего.
Плохого.
А потом Галактика открывается вся сразу — сотни миллиардов звёзд, закрученных в спираль, полных энергии, жизни, смыслов…
И исчезает.
Звёзды гаснут, словно свечи под порывом ветра. Некоторые мерцают чуть дольше, вокруг них вскипают энергетические выбросы — и тоже исчезают. Кажется, будто проносится крик — долгий крик неисчислимых миллиардов голосов…
Тьма.
Чёрное пятно в небе.
Свет других галактик, плывущих во Вселенной.
Потом начинают гаснуть и они.
Инсеки прижались к полу, лапы растопырены, передние вытянуты в защитном жесте. Они восприняли максимально возможный объём информации, их сеть перегружена, и до других особей дошли лишь обрывки.
Высший ждёт.
Если бы он был человеком, ему было бы грустно.
— Ты нужен, — говорит Инсек, который первым приходит в себя. Теперь Высший идентифицирует его. Это та особь, с которой имел дело Максим. Тот, кто был на Селене, тот, кого вышвырнули с Земли. — Всем.
— Да, — говорит Высший. — Теперь вы знаете, и ваш Высший тоже знает.
— Какую помощь ты хочешь получить? — Инсек вдруг обретает подвижность и силу, утрачивает сомнения. Он будто раздувается, вытягивается на ходильных лапах и движется к Высшему Максима.
Они сходятся лицом к лицу.
Двое Высших, несущих разные смыслы. Вернувшиеся к истокам своего существования, чтобы изменить будущее.
— Высший Миланы не должен развиться, — говорит Высший Максима.
Высший Инсеков размышляет.
— Он следит за своей основой.
Высший Максима объясняет. Это простой план, в котором есть человеческая жадность и любопытство, помноженные на человеческую дружбу и преданность.
— Ты можешь открыть проход в иную реальность и сам, — отвечает Высший Инсеков.
— Если я буду в этом теле, он почувствует. Моя основа будет наживкой.
— Ты рискуешь собой.
— Я эволюционирую и вернусь.
— Не обязательно. Ты рискуешь.
— Таков мой смысл, — отвечает Высший Максима. — В любом случае вы предупреждены.
Всё сказано и не нуждается в разъяснениях.
Высший Инсеков исчезает, Инсек оседает на пол. Трясёт головой. Произносит:
— Когда ты вернёшься, я отправлю к тебе свою копию. Это может быть самым безопасным способом связи.
— Хорошо, — соглашается Высший.
И тоже исчезает.
Возникает в спальне и смотрит на Дарину.
Идёт на кухню, наливает стакан воды.
И исчезает.
Максим стоит у стола, сонно глядя на стакан. Отпивает из него, откашливается, идёт в спальню.
…Я дёрнулся и закричал.
Остатки воспоминаний, открытых Высшим, до сих пор огнём пылали в мозгу.
— Сволочь! — закричал я, прислушиваясь к себе. — Тварь всемогущая, голым в космос вытащила, вот почему у меня грудь болела поутру!
Инсек разразился скрежещущим звуком. Спросил:
— Ты вспомнил встречу в Храме? Твой Высший удостоил тебя знанием?
— Он не мой!
— Твой, именно твой. — Инсек завозился, подтягивая под себя лапы. — Тебе больно и грустно, верно?
— Что ты знаешь о боли?
— Всё. Ты понял, кто ты?
— Нет, но я понял… понял, что не справился. Раз уж Милана вернулась.
Я замолчал.
— А ещё? — с любопытством спросил Инсек.
— Что если я позволю Высшему Миланы развиться, то погибнет весь мир.
— С моей точки зрения, — сказал Инсек, — информация полезна и не допускает двоякого толкования.
К сожалению, он был прав.
— Желаю спокойно умереть, — сказал я. — Если это для тебя важно… я больше не в обиде.
Инсек помолчал.
— Неважно. Но благодарю.
Я выпрыгнул из тёмного зловонного фургона. Аккуратно закрыл двери.
Водитель курил, пряча сигарету в кулаке. Наверное, ему было интересно, что там происходило, но впереди у него была Сардиния, апельсиновая роща и дом на берегу моря. А он был достаточно умён, чтобы понимать: очень часто незнание — благо.
Надеюсь, ему понравится на Сардинии.
— Можешь ехать, — сказал я. — Бензина возьми побольше.
— Запасся, — коротко ответил водитель. Какие-то вопросы всё-таки вертелись у него на языке, но он промолчал, полез в кабину.
А я пошёл к лифту.
Самым странным в Комках было то, что они остались.