— Наш мир? — спросила Елена.

— Весь мир. Галактика. Или даже все галактики. Я не знаю, в чём дело, но нельзя позволить ему развиться.

Елена и деда Боря переглянулись.

— Может врёт? — спросил деда Боря с надеждой.

— Может. Но почему-то я верю.

Елена всплеснула руками. Встала, пнула подушку. Сказала:

— Ну почему всё так, а? Мы этой весной мечтали об одном — узнать, существуют ли Прежние, навалять их хотя бы немного. Всё было так просто! А теперь…

— А теперь ещё проще, — ответил деда Боря. — Мы ни на что повлиять не можем. Только вот этот мальчик может, но мы не знаем, за него надо болеть или за Милану.

Мы смотрели друг на друга. Я развёл руками.

Я и взаправду не знал, за кого им болеть.

— Пойдём, Борис, — сказала Елена. — Пусть молодёжь думает и решает.

— Думаешь, они решат правильно? — деда Боря с кряхтением поднялся, я придержал его за сухую тонкую руку.

— В молодости решаешь проще…

— Но не факт, что верно…

— Не факт.

Они пошли к лестнице, даже не прощаясь со мной.

Я подумал, что понимаю, почему так. Они не знали, желать ли мне удачи.

Я снова остался один, если не считать Гнездо. Я вновь его чувствовал — тёплое, ласковое касание.

Меня жалели и от этого хотелось плакать.

— Хочу, чтобы всё было как прежде, — вздохнула Дарина.

— Я тоже, — ответил я.

— Но я не хочу, чтобы Милана погибла.

— И я не хочу.

Мы стояли, обнявшись, и тихо, одними губами, шептали то, что и так знали оба.

— Я не пойду сейчас с тобой. Я останусь в Гнезде.

— Понимаю.

— В старых книжках девушки в такой ситуации молятся, — сказала Дарина и впервые едва заметно улыбнулась. — Но я не знаю, кому.

— Тоже не знаю, — согласился я.

Слишком уж много богов я повидал за эти месяцы. И никому из них молиться не хотелось.

— Просто пойду к себе и буду ждать, — решила Дарина. — Не обидишься?

Я покачал головой.

Наверное, вопрос читался на моём лице, она ответила:

— Нет, не тебя. И не Милану. Я буду ждать, что всё как-то наладится. Что случится чудо, вы сможете поладить или разойтись миром.

Я знал, что это невозможно, но кивнул.

— А я пойду домой, — сказала Наська с вызовом. — Во-первых, я позвонила и уже получила от бабушки нагоняй. Во-вторых, знаю, что всё будет хорошо.

Она, конечно, стояла чуть в стороне. Проявляла деликатность, можно сказать. Но не настолько далеко, чтобы нас не слышать. Я украдкой показал ей кулак. Наська презрительно фыркнула.

Пожалуй, только она проявляла какой-то оптимизм.

— Идите, — сказала Дарина. — А я пойду к куколкам. У нас ещё остались четыре куколки, за ними почему-то не пришли. Я буду им рассказывать про то, как устроена Вселенная.

— Что там сложного-то, — пробормотал я. — Очень много пустоты, немножко разума, а кое-где носятся сумасшедшие Высшие со своими закидонами…

Дарина кивнула и отступила на шаг.

— Идите.

— Всё, пошли. — Наська взяла меня за руку. — А то будете стоять, облизывать друг друга и проливать горькие слёзы.

Дарина повернулась и ушла первой. Я тоже двинулся к выходу, Наська тащила меня с такой энергией, словно к ней вернулись силы Изменённой.

— Заранее договорились? — спросил я, когда мы вышли из Гнезда.

— Чего? — возмутилась Наська.

— О том, что ты меня уведёшь.

Мелкая глянула искоса и явно обиделась.

— Мысли читаешь?

— Я не умею читать мысли. Я могу понять характер… в общем, это другое. Нет, ничего не читаю. Понял, и всё.

— Договорились, — призналась Наська. — Дарина сказала, что минутку с тобой поговорит, а потом я тебя должна увести. И так дольше ждала…

Минут пять мы шли молча. Вечерело, включились фонари. На Тверском бульваре, возле детской площадки, стояла тележка с мороженым. Нечестный приём, как по мне! Впрочем, детей на площадке почти и не было, лазила по сетчатым стойкам пара малышей, а в основном скамейки занимали пенсионеры: поодиночке и парочками. Они и были основными потребителями сладкого.

— Это нечестно, — решила Наська, глядя на пенсов. — Купи мне мороженого. Самого красивого! Себе тоже можешь…

Я заплатил за круглую разноцветную шайбу, зажатую между хрустящими вафлями, а себе взял обычный стаканчик с пломбиром. Мы сели на скамейку.

— Рассказывай, — вгрызаясь в мороженое, сказала Наська. — Что твой Высший говорит?

— Ничего. Я вроде как должен сам понять его смысл.

— Что тут сложного? — Наська глянула на меня с возмущением. — Ты что, не понимаешь?

Я пожал плечами.

— Ты защитник.

— Уже нет, это после второго Призыва…

— Балда. Ты им был даже до первого! С самого начала. Когда пошёл в Гнездо с Даринкой. Когда с гвардейцами дрался. Когда от наших защищал.

— Да какой я защитник!

— Такой. Это твой смысл, понимаешь?

— Наська, ты понимаешь вообще, сколько я народа положил? — спросил я жёстко. Нельзя, конечно, так с десятилетней девчонкой, пусть она и прожила большую часть своей жизни в Изменении… Но какая-то злая обида внезапно проснулась во мне. — Я защитник? Убивал Изменённых, гвардейцев, тэни, лавли, людей… всех, кто на пути стоял. Я их даже жрал, понимаешь? Ням-ням! Рвал на части! Хороший у тебя братец?

Наська сжала губы, мне показалось, что она сейчас заплачет. Но она замотала головой и ответила с той же жёсткостью, что и я.

— А кто говорит, что защитник — добренький? Ты их всех что, просто так убивал, для развлечения? Нет! Чтобы других защитить и спасти. Ты убивал плохих. А защищаешь ты… хороших.

— Все так говорят, — пробормотал я.

— Ну да, можно ничего не говорить и ничего не делать, — сказала Наська. Мороженое начало таять у неё в руке и несколько капель упали на разноцветную юбку. — Многие так делают, пока их самих не трогают. Ну подумаешь, миллион детей в год превращают в монстров и отправляют воевать…

— Вы не монстры…

— Ещё какие! Всем было плевать, лишь бы их не трогали! А ты стал нас защищать!

— Многие вас защищали! Не у всех получалось.

— Потому что они не избранные, у них не было настоящего смысла. Ты его нашёл, понимаешь? Это твой Высший, потому что он защищает нас, защищает Землю.