– Слушай, сгусток энергии, остановись и еще раз подумай, что ты делаешь!

– Попробую, если получится.

– Думать или остановиться? – усмехнулась Симона. Она поняла, что Лескова на своей волне и никому не удастся помешать довершить задуманное.

– И то и другое. Я позвоню.

– Договорились.

Лескова положила телефон на переднее сиденье, вздохнула с облегчением. Теперь она могла заниматься собой. С Симоной все выяснила. Саша обманывала саму себя, потому что боялась предстоящей встречи с Дмитрием. С одной стороны, она понимала, что нужно повременить, – отец еще не оправился после смерти сына. С другой – он нуждается в ее помощи именно сейчас. Да и ей непременно нужно увидеть его как можно скорее.

Перед глазами возникло усталое лицо Прохорова, голубые глаза, в которых больше не было огня. В них застыли боль и мука, отчаяние и стыд. Стыд – разве можно оставаться на этом свете, есть, пить, засыпать и, просыпаясь, видеть то солнце, то серое небо, когда сына больше нет… Саша читала все это по новым горьким морщинам в уголках глаз, рта Дмитрия, считывала с поседевших волос, приглушенного голоса. Глядя на Прохорова в их последнюю встречу, она прислушивалась к интонациям его голоса, ловила каждый жест. Она не могла обмануться: резкость Дмитрия была лишь защитной реакцией на происходящее. На самом деле, этот глубоко одинокий человек не хотел обидеть ее. Он пытался выплеснуть свою боль, причиняя ее Саше. Прохоров слишком добрый и порядочный человек. Он больше себя огорчил, окончательно разрушил иллюзию возможности покоя. Ему осталось подождать совсем недолго. Она приедет и спасет его, себя. Они забудут прошлое, вычеркнут из памяти воспоминания, которые укорачивают и без того недолгую жизнь.

За городской чертой Саша, наконец, могла ехать на высокой скорости. Лескова любила быструю езду. Внезапно Саша сбавила скорость и съехала на обочину. Вышла из машины, закурила. В голове стучало: «Куда ты собралась? Куда?» Это же безумие. Она хочет вернуть время, вернуть чувства. Разве так бывает в реальной жизни? Зачем она себя обманывает. Заклеенная чашка никогда не будет прежней, хотя из нее и можно пить.

Нужно разворачиваться и ехать домой. Но в том-то и заключался парадокс: домой не хотелось. В ту уютную, красивую, современную, просторную квартиру возвращаться не было никакого желания. Это хорошо обставленная берлога несчастного, убегающего от собственных проблем человека. Там ее ждут комфорт и одиночество. Как было бы замечательно остаться ночевать на даче у Прохорова. Уснуть на веранде под стрекот сверчков, вдыхая аромат трав и цветов. Смотреть на звездное небо, пока не сморит приятный, легкий сон. Дмитрий не пустит ее настолько близко. Он, может, даже калитку не откроет. Калитку, ворота… не важно.

Соблазн ехать дальше был велик, но Александра взяла себя в руки. Развернув машину, она снова поехала по направлению к городу. Только на этот раз она собралась к матери. Саша могла бы позвонить ей на мобильный, но сегодня для нее было важно видеть глаза Риммы Григорьевны. Пусть она скажет, что думает по поводу внезапного прозрения дочери.

Дорога заняла много времени. Заторы, сбои в работе светофоров привели к тому, что времени было потрачено непростительно много. Слушая музыку, Саша пыталась не раздражаться. Она столько лет учила других тому, как нужно правильно выделять главное и не обращать внимания на сопутствующие мелочи. Но когда коснулось ее самой, все знания остались на уровне теории. На практике все оказалось гораздо сложнее.

У Лесковой разболелась голова. Это ощущение вытеснило все желания, перечеркнуло планы. Саша сменила курс – в какой раз за этот день. Она возвращалась домой. Еще через какое-то время на скорости повернула на стоянку, чуть не столкнулась на въезде с «маздой». Водитель японского автомобиля не поленился выглянуть в открытое окно и бросить на Сашу уничтожающий взгляд. Она только виновато улыбнулась, навряд ли осознавая, что только что едва не стала причиной аварии.

Как вошла в квартиру, не помнила. Чувствуя себя так, словно весь день мешки носила. Суставы выкручивало, бросало то в холод, то в жар. Саша бросила сумку на полу в прихожей, сняла ненавистные босоножки на каблуках. Переодевшись в домашнее, направилась в ванную и, включив свет, увидела в зеркале незнакомую женщину. У нее были растрепаны волосы, на щеках играл румянец, глаза горели нездоровым блеском, темные круги под ними указывали на нечеловеческую усталость.

Саша смыла макияж, приняла душ. На какое-то время он согрел, успокоил ее, расслабил, правда, ненадолго. Уже выйдя из ванной, Лескова снова ощутила тяжесть во всем теле. Не глядя на часы, поплелась в комнату, легла на диван и, свернувшись калачиком, уснула. Организм спасал ее от перегрузок, включив программу глубокого сна. Звонил телефон домашний и мобильный, но Александра ничего не слышала. Впервые за долгое время она спала без снов. Черная бесконечность открывала ей свои просторы, впитывая усталость и неразбериху прошедшего дня. Но, проснувшись рано утром, Саша пощупала влажные волосы, подушку и нетвердой походкой пошла за термометром.

Градусник показал пониженную температуру – упадок сил. Саша была не из тех, кто спокойно болел, лечился и даже находил в этом положительный момент: возможность выпасть из стремительного ритма, отлежаться, отоспаться, наконец. Элементарную простуду Лескова воспринимала как потраченное зря время. В это утро свое состояние Саша расценила как подаренную свыше отсрочку. Сама судьба давала ей еще немного времени на раздумья. К таким подсказкам нужно прислушиваться.

Римма Григорьевна приехала к дочери без предупреждения. Уже который день Саша не ходила на работу и по телефону только отшучивалась, отвечая на вопросы.

– Сашенька, я ничего не понимаю, – насторожившись, Римма Григорьевна решила в любом случае удостовериться в том, что у нее все в порядке. – Ты в отпуске?

– Можно и так сказать.

– Ты ничего не говорила о своих планах. И куда ты поедешь на этот раз? Турция? Европа?

– Гораздо ближе, – уклончиво ответила Александра, попивая кофе.

– Мне не нравится твой тон, Сашенька.

– Не волнуйся, мам, у меня все в порядке или, точнее, налаживается, – сказала Александра и тут же пожалела об этом.

– Налаживается после чего? – насторожилась мама.

– Ты все очень буквально понимаешь, – ответила Саша, а мысленно добавила: «Тебя никогда не интересовало, что, как и когда у меня налаживается. Что случилось на этот раз?»

– Сашенька, ты не заболела?

– Нет, мам.

– Ты недоговариваешь. Хорошо, я знаю, что делать. Я позвоню Симоне! – решительно произнесла Римма Григорьевна.

– Не нужно… – ее уже не слушали.

С Симоной подобный разговор невозможен в принципе. Лескова знала, что вскоре после такого общения со Скуратовой с ее подачи к ней примчится их семейный доктор. Приятная врач лет тридцати пяти за два года проявила себя как квалифицированный медик. Ее рекомендации всегда кстати, ее подход к состоянию отличается от стандартного. Валера и Симона обращались к ней по необходимости. С подачи Скуратовых в число ее пациентов попала и Саша.