— А это что?

В его нос уткнули телеграммный листок. Сыровяткин пытался прочесть, но буквы прыгали, а перед глазами у него стелился туман.

— Не… Не… вижу… — выдавил он.

— Вслух прочесть? Извольте…

И Лебедев выразительно зачитал короткое сообщение.

— Что это значит? А?!

— Не могу знать… Ума не приложу… Может, он в столице?

— Нет его ни в сыске, ни дома!

От громогласного воя в ушах Сыровяткина сжались барабанные перепонки.

— Все готов сделать, чтобы его найти! Слово чести!

Аполлон Григорьевич вдруг поник, опустил плечи и рухнул на стул, как будто постарел лет на сто.

— Наверняка куда-то влез… Мальчишка, — проговорил он с такой печалью, что Сыровяткин забыл пережитый страх. — Что вы можете сделать?

— Дежурный по вокзалу, кажется, видел его среди пассажиров, но точно не уверен.

— Где у вас тут можно спрятать человека?

— Да в любом подвале…

— Ванзаров не такой, чтобы его заманили в какой-то подвал, — с тихой гордостью сказал Лебедев. — Еще идеи имеются?

Пришлось признать, что идей нет никаких. Совершенно.

Лебедев все еще держал телеграмму. Положив листик на стол, он ткнул в него пальцем.

— Все ответы здесь. Ищите…

Нельзя было отказаться от бумажки с наклеенными словами.

— Ума не приложу, как… — сказал Сыровяткин, разглядывая ее.

— А вы ум как раз приложите. Вдруг получится.

Полицмейстер понял, что самое время использовать давний совет Ванзарова: думать. Ничего другого ему не оставалось…

В данном месте взволнованный читатель имеет счастливую возможность излить все чувства, чем облегчит душу ввиду неминуемой трагической развязки.

Просим не стесняться! Бумага все стерпит. Пишите:

…………………………………………………………

…………………………………………………………

…………………………………………………………

…………………………………………………………

…………………………………………………………

Однако вернемся.

…И он услышал.

Где-то были голоса. Они были. Они были рядом, над ним и совсем близко. Были. Только как же до них добраться? Голоса приближались, глухие, еле ощутимые, но живые. Ванзаров узнавал их. Нельзя, чтобы они удалились. Он не справится сам. Его не хватит.

— Нет тут ничего, — услышал он.

— Искать надо все равно, — говорил другой голос. — Искать!

— Да где ж искать, вашбродь, нешто вскрывать… — отвечал тот же голос.

— Следы ищи свежие…

— Слушаюсь… Где тут найдешь?

Ванзаров никогда так не радовался звуку человеческого голоса. Где-то там ищут его и не могут найти. Неужели не замечают очевидное?!

До него доносился неясный шум, там разговаривали, кто-то кого-то ругал, кто-то оправдывался. Голоса стали слабеть. Они уходят! Бросают его. Не нашли. Думают, что его здесь нет. А он здесь, под ними.

Сжавшись комком, Ванзаров исторг из себя крик, вырывающий душу.

— Стойте! — услышал он.

— Вы тоже слышали? — спросил голос, который Ванзаров узнал бы в любой тьме.

— Может, ветер, вашбродь…

— Какой ветер, Никитин! Кричит…

— Звук с той стороны… Я уверен.

Надо им помочь. Ванзаров уже чувствовал руки. Но когда попробовал, они сразу уперлись в препятствие. Так низко, что места не хватит для сильного удара. Остается только одно. Сжав пальцы в кулаки и подкидывая их вместе, будто скатерть вытряхивал, Ванзаров стучал: один удар — два удара подряд.

— Слышали?!

— Кажись, точно стук.

— Это не стук, городовой, это сигнал SOS!

— Он здесь!

Главное, не останавливаться. Ванзаров бил и бил в заведенном ритме.

Что-то тяжелое как будто двигалось над ним, на лицо посыпались крошки, голос командовал и требовал скорее.

Ванзаров бил: один удар — два подряд. Чтобы не потеряли дорогу к нему.

Посыпался водопад мусора, за ним шуршащая масса сдвинулась, и луч света, как меч победы, разорвал тьму. Тьма пала, ей пришел конец. Ванзаров бил и бил в поверхность, которая стала податливой и дрожащей. Над ней был свет.

— Молоток бы…

— Хоть зубами рви! — закричали над ним.

— Возьмите вот это… — сказал такой родной голос.

Ванзаров бил, что было сил.

— Ну, сейчас подденем, живо пойдет…

Над головой у него что-то хрустнуло, свет полился широким потоком, и Ванзаров вложил в последний удар все силы без остатка.

— Ах, ты ж мать твою так…

От усердного давления доска подскочила и въехала городовому в подбородок. На это никто не обращал внимания. Ванзарова подняли крепкие руки. Сыровяткин схватил его в охапку и обнимал с таким жаром, как самого родного.

— Дорогой вы мой, дорогой, жив, жив, Родион Георгиевич! — приговаривал он.

Ванзаров только жмурился, как мартовский кот, и старался держать равновесие. Его принял Лебедев. Аполлон Григорьевич хмурился, чтобы скрыть чувства, которые готовы были пробиться бурным потоком.

— Ну, с днем рождения, друг мой бесценный! — обнимая Ванзарова со всей медвежьей хваткой, говорил он и, не стесняясь, расцеловал троекратно. — Сколько мне еще вас с того света вытаскивать.

— Простите, Аполлон Григорьевич, — проговорил Ванзаров, постепенно ощущая себя в пространстве. — Не учел всех возможных вариантов. Спасибо, что успели.

— Я тут ни при чем. Благодарите полицмейстера, считайте его второй матерью. Он вашу загадку разгадал!

— Какую загадку? — спросил Ванзаров, привыкая к солнечному свету и почти не жмурясь. — Я же все точно указал.

Лебедев потряс телеграммой.

— Это вы называете «точно»?

Ванзаров прочел:

«НЕ ДАМ ЗНАТЬ ДО ТРЕХ ЧАСОВ ЗПТ ИЩИТЕ В МОГИЛЕ ТЧК ВАНЗАРОВ».

Телеграфист совершил досадную оплошность: забыл указать, в какой именно могиле. Фамилия выпала где-то по пути телеграфных проводов.

— Благодарю вас, Константин Семенович, я ваш должник до конца дней… — прижав руки к груди, искренне поблагодарил Ванзаров.

Сыровяткин, не стесняясь, вытирал глаза платочком в кружевах.

— Что вы, Родион Георгиевич, я безмерно счастлив, что все так кончилось…