– Сенторенс, вы будете вести себя благоразумно или нет? Я хочу, чтобы вы спокойно выслушали показания Курдюмовой…

– Нет! Я больше не желаю их слушать! Как вы смеете требовать от меня выслушивать эту ложь, если сами знаете, что это ложь? У вас нет совести? Я слишком хорошо знаю ваши методы и не сомневаюсь, что вы меня все равно признаете виновной… Давайте на этом закончим, и оставьте меня в покое!

26 марта, когда я сидела в кабинете у Зубова и Шершенко, туда ввели молодого человека, который показался мне знакомым, но я никак не могла припомнить, где его видела. Зубов спросил:

– Сенторенс, вы знаете этого человека?

– Нет.

Он повернулся к незнакомцу:

– Кузнецов, вы видели эту женщину?

– Да.

– Тогда прошу вас повторить ваши предыдущие показания.

Пока этот малый собирался с духом, я вспомнила, что Кузнецов был среди тех, кто заявлял о том, что слышал мои антисоветские высказывания. Но где?

– 23 февраля, в десять часов утра, я явился в молотовское отделение милиции, чтобы зарегистрировать рождение моего седьмого ребенка…

Точно! Теперь я вспомнила молодого человека, ставшего отцом в седьмой раз!

– …Я находился в кабинете гражданки Маулиной, когда неожиданно пришла эта женщина. Она подошла к гражданке Маулиной и закричала на нее: «Не нужен мне ваш мерзкий паспорт!» – и швырнула его.

Зубов, сияя, обратился ко мне:

– Вы подтверждаете эти факты, Сенторенс?

– Нет! Кузнецов, вы плохой ученик, так как плохо выучили заданный урок. Вы говорите, что 23 февраля вы видели, как я швырнула паспорт в Маулину? Но именно в тот день я была арестована, при мне не было никакого паспорта. Что вы об этом думаете, товарищ лжец?

Зубов бросился на помощь своему подопечному.

– Действительно, вы, должно быть, ошиблись, Кузнецов, у заключенных при себе нет удостоверений личности. В любом случае я попрошу Маулину подтвердить ваши слова.

Я одержала маленькую победу над своими мучителями и в то же время прекрасно осознавала, что это была совершенно бесполезная победа, ибо они и не пытались установить истину.

28 марта я вновь сидела у Зубова вместе с Маулиной и Кузнецовым. Зубов попросил Маулину рассказать о произошедшем 23 февраля, объяснить причины моей высылки и инцидент с паспортом. По тому, как спокойно и четко она говорила, можно было понять, что для этой женщины подобное занятие было делом вполне привычным.

– Будучи начальником паспортного стола молотовского отделения милиции, я часто получаю указания в отношении лиц с тридцать девятой статьей в паспорте, то есть тех, кто не имеет права проживать в Молотовске или может, но непродолжительное время. В каждом из этих досье имеется справка из московского МГБ, позволяющая нам продлевать сроки жительства для лиц мужского и женского пола, если на работе их некем заменить. Гражданка Сенторенс не фигурирует в списках лиц, обладающих исключительным правом жительства в Молотовске, но, несмотря на статью тридцать девять, я приказала оперуполномоченному Лаврентьеву дать возможность Сенторенс уехать из Молотовска в течение десяти дней. Ранее я обращалась к главному врачу Мишину с вопросом, является ли Сенторенс для него незаменимым работником, и он ответил, что нет. Я познакомилась с Сенторенс 31 декабря 1950 года. После того как Лаврентьев закончил все необходимые формальности, Сенторенс отказалась подписать подготовленные оперуполномоченным бумаги, заявив: «Я пять лет добиваюсь разрешения выехать во Францию: я француженка и приехала в СССР не для того, чтобы заниматься бродяжничеством». Затем она протянула мне свой паспорт и добавила: «Смотрите, он почти новый, потому что мне стыдно носить при себе этот документ! Я вам его возвращаю без малейшего сожаления!» Лаврентьев немедленно сообщил мне об этом инциденте. Вызвав к себе Сенторенс, я попыталась убедить ее в серьезности поступка, который мог далеко ее завести. Но она с иронией ответила, что Молотовск уже находится далеко на севере России, и она не понимает, куда еще дальше ее могут отправить, разве что на Северный полюс. Получив от Лаврентьева личное дело Сенторенс, я позвонила Кузнецову, начальнику иностранного отдела в Архангельске, и попросила дать разъяснения относительно этой истории с попыткой возвращения во Францию. Он сказал, что Москва внимательно рассмотрела дело Сенторенс, поскольку досадные инциденты у французского посольства не должны оставаться без последствий. Ожидая решения из Москвы, молотовская милиция решила оставить Сенторенс в покое, но за это время она исчезла. По возвращении из Москвы 19 февраля она пришла ко мне за справкой о том, что у нее больше нет прав на жительство в Молотовске. Я выдала ей эту справку 22 февраля в восемнадцать часов.

– Ваш свидетель Кузнецов, – прервал ее Зубов, – утверждает, что видел, как Сенторенс бросила в вас паспорт 23 февраля. Это так?

– Кузнецов действительно был в моем кабинете 23 февраля, но я не понимаю, как он может утверждать, что Сенторенс вела себя подобным образом.

– Что же тогда сделала Сенторенс?

– Она кричала на меня: «По какой причине вы меня арестовываете?» Я объяснила ей, что это потому, что она не выехала из Молотовска в двадцать четыре часа, а это деяние подпадает под действие сто девяносто второй статьи о бродяжничестве[136]. Тогда Сенторенс пришла в дикую ярость и дошла до того, что стала обзывать меня «партийной проституткой»: «Чтобы вы ни сделали, я все равно вернусь во Францию, но вам должно быть стыдно за то, что мне пришлось обратиться за помощью к французам, вы несете ответственность за все те невзгоды, что мне довелось испытать с момента приезда в вашу страну. В вас нет больше ничего, кроме вашего мундира!»

И в заключение Маулина сказала:

– Я советская гражданка и люблю свою страну. Как коммунистка, я считаю своим долгом дать эти показания. Я заявляю, что гражданка Сенторенс, находясь в СССР, является опасным элементом. Она ненавидит советскую власть. Жители дома тринадцать по улице Транспортная могут подтвердить мои слова. Как советская женщина я требую сурового суда и наказания Сенторенс, ее дальнейшее пребывание в советском обществе представляет опасность!

С явным удовлетворением на лице Зубов обратился ко мне:

– Вы что-нибудь можете ответить, Сенторенс?

– Гражданка Маулина, вы коммунистка и любите свою страну, но эта любовь не дает вам основания лгать. А вы лжете, и лжете подло. Поэтому я и настаиваю на эпитете, который вам дала, – партийная проститутка. Ваш свидетель Кузнецов солгал, в этом ни у кого уже нет сомнений. Вы, гражданка Маулина, говорите, что молотовская милиция решила оставить меня в покое, но сами прекрасно знаете, что именно вы приняли решение выслать меня из Молотовска, и именно по этой причине я сбежала оттуда. Гражданка Маулина, из-за вас и ваших лживых показаний меня опять отправят в лагерь, но когда-нибудь я вернусь обратно в Молотовск, и вы будете обязаны выдать мне паспорт без тридцать девятой статьи!