Отец Киприан совершил обряд водосвятия – троекратно, с молитвой, погрузил свой нагрудный крест в деревянную бадейку с подогретой водой. Потом подстриг детишкам рыжеватые волосики, скатал их с воском в тугие шарики, кинул в купель и с молитвой трижды окунул мальчика в теплую воду.

– Нарекается раб божий Степан, Тимофеев сын, во славу родителям, во славу земли Русской. Да вырастешь опорой старым родителям, кормильцем детей своих. Аминь!

Нарекли и девочку, а когда угощались свежим молоком, через раскрытую дверь избы с улицы донеслись тяжелые удары копыт о сухую землю – наметом скакала конница!

Отец Киприан чуть не кинул кружку на стол, бородой ткнулся в окно – вздымая пыль, мимо пронеслись драгуны. По запыленным мундирам, потным бокам коней монах понял: давно уже в дороге служивые и давно идут по следу, как молодая гончая по первоснегу за убегающим зайцем.

– Все, брате Илья! Не уйти теперь от царских холопов, – проговорил отец Киприан, покосился на старого хозяина, который с освященной водой в бадье топтался посреди горницы.

– А бумага старца Зосимы? – вдруг вспомнил Илейка.

– Нас видели на барке, известили драгун.

В распахнутое окно было видно, как от промчавшихся за околицу драгун отстало десятка полтора служилых и, взяв ружья наизготовку, медленно ехали улицей, осматривая дворы: не явится ли где укрывшийся ватажник или какой беглый?

Хозяин поставил наконец-то бадью у печки, строго глянул на перепуганную сноху, прикрикнул:

– Вы ничего не видели и ничего не слышали! Святой отец, не прими за обиду – полезай на чердак. За печной трубой у меня сушится камыш, в нем и заройся. А ты, отрок, иди за мной. Собаку привяжи на задворке, будто моя. Поспешите, драгуны уже через три двора от нашего.

Отец Киприан по лестнице поднялся на чердак, и хозяин тут же опустил эту лестницу в погреб, будто ее и не было. Поманил рукой Илейку. Илейка следом за ним прошмыгнул в сарай. Большая часть сарая была отведена конскому стойлу. За изгородью, учуяв хозяина, противно завизжала голодная свинья и тяжело затопала.

– Заройся в объедки, – шепнул хозяин и, не закрыв дверь, неторопливо прошел через двор мимо Иргиза. Пес недовольно повизгивал и рвался в сарай к Илейке.

– Сиди, Иргиз, сиди! – издали приказал Илейка, и пес постепенно затих, только настороженно водил ушами, вслушиваясь в лай растревоженных сельских собак, недалекие голоса драгун и конское усталое фырканье.

И вдруг со стороны рощи донеслись частые ружейные выстрелы, будто озорная детвора бежала вдоль плетня и палками била звонкие глиняные горшки, надетые на колышки для просушки.

– Господи, спаси дядю Гурия и его сотоварищей, – взмолился Илейка, забыв, что и сам находится в двух шагах от погибели. Желая разглядеть, что творится на улице, он приник лицом к неплотной щелястой двери. И тут же отпрянул: с подворьем рыжебородого мужика поравнялись трое верховых, совсем молодые. Двое соскочили на землю, через открытую калитку вошли во двор – ружья за спиной, в руках сабли наголо. Третий драгун, держа ружье поперек седла, остался у калитки на коне.

На крыльцо выбежал хозяин, засуетился, разводил руками, что-то бормотал неразборчивое в ответ на слова солдат. Илейка, не мигая, следил, куда пойдут драгуны, в избу или в сарай?

– Живее вы! – крикнул старшой с седла. – Назар, осмотри постройки, а ты, Аким, обшарь избу как следует!

«Только не испугаться, только бы выдержать и не закричать в беспамятстве!» – беззвучно уговаривал себя Илейка, попятился от двери: зарываться в объедки было уже поздно. Нащупал под кафтаном подарок Чубука и вжался спиной в бревенчатую стену.

Дверь приоткрылась сильнее, и на запорошенный сеном пол легла короткая тень. Драгун несмело шагнул внутрь, постоял, привыкая к полумраку, потом прошел к колоде и саблей поворошил остатки сена, хмыкнул, успокаиваясь – пусто, ватажника с дубьем не отыскалось.

«Теперь он повернется и…» – Илейка левой рукой взвел курок пистолета.

Сухой щелчок курка был услышан. Драгун ойкнул, дернулся и замер не поворачиваясь – ждал выстрела в спину.

– Ты чего, Назар? – тут же послышался окрик от дороги, а у Илейки зубы заклацали – а ну как и тот, с коня, спрыгнет да в сарай сунется!

Назар медленно оглянулся: полуприкрытый дверью, человек плохо виден, а голос из тьмы сдавленный, хриплый:

– Выбирай – либо обоим жить… либо обоим погибель, – еле слышно выговорил Илейка. На его полушепот отчаянным лаем отозвался Иргиз, заметался на привязи.

Илейка закаменел – что-то будет сейчас! Метнется драгун, и он выстрелит ему в спину – рядом, не промахнется. Набегут другие, едва ли пистоль дадут перезарядить.

Саблей пулю не опередить, а своя жизнь дороже обещанной награды за поимку беглого.

– Отпустишь – смолчу, – пообещал Назар, а на лбу выступили крупные капли пота.

– Саблю убери, – потребовал тихо Илейка, и драгун, несколько раз не попав, наконец опустил оружие в ножны. – Приведешь солдат – тебе первому пуля.

Под дулом пистоля рябой Назар боком прошмыгнул в дверь, на подворье распрямил спину, прикрикнул на лающего пса.

– Чего ойкал-то? – снова спросил старшой.

– На грабли наступил, а они возьми да и огрей меня по боку. Почудилось, будто беглый варнак оглоблей уважил…

– Здесь никого нет, – сказал второй драгун, который вышел из избы на крыльцо.

– Поехали дальше, – распорядился старшой. Илейка, весь мокрый, опустился на кучу объедков у стены, положил пистоль на колени, стащил мурмолку и грубым сукном вытер лоб и лицо.

– Кажись, в сорочке родился! Не сробел до беспамятства… Тем и спас себя и отца Киприана, – прошептал Илейка, радуясь, что несчастье пронеслось мимо, но тут же вспомнил про ватагу и прислушался – тихо за околицей.

«Может, отбились от драгун да в лесу укрылись? – Появилась слабенькая надежда на счастливый исход стычки с драгунами. – А пушка-то и не стрельнула ни разу! – вновь взволновался Илейка. – Отчего бы? Неужто сержант обмишулился, сробел в солдат выстрелить? Или не успел… Чу – телеги скрипят!»

Илейка быстро поднялся и приник к щели в дверях. Ждал недолго – под охраной драгун в двух телегах по селу везли избитых и повязанных ватажников, всего человек десять-двенадцать. За телегами тащили поникшую стволом пушку. Чуть погодя показалась еще одна телега, в ней лежали, выставив запыленные сапоги наружу, трое или четверо побитых драгун. Несколько верховых перевязаны белыми холстинами.

На передней телеге с непокрытой головой сидел понурый лысоголовый Панкрат. Опухшее лицо было залито кровью. Почудилось Илейке, что Панкрат посмотрел на избу, куда монах ушел крестить младенцев, потом снова опустил взгляд на землю.

Телеги проехали мимо и скрылись из глаз, Гурия Чубука среди повязанных Илейка не распознал.

«Неужто?.. Может, ушел как… Нас с отцом Киприаном в лесу дожидается. Найдем ли его теперь?.. – Мысли путались, не хотелось даже думать, что они вновь остались вдвоем, перед боярским злом и неизведанной опасной дорогой. – Столько было добрых сотоварищей, и вот…»