Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Авди… – начала Темперанс.
– Я все равно поплыву, – отрезал тот.
Пэтти резко встала со стула и, покачиваясь, поднялась на ноги.
– Ладно, – произнесла она в пространство перед собой. – Ты готова идти?
– Идти? – переспросила Темперанс.
– Эти двое пусть остаются здесь и следят, чтобы варево не выкипело. А мы уходим. Ты готова?
– Ты же говоришь, в этом нет смысла, – парировала Темперанс.
Пэтти пошарила по карманам, затем взяла с полки небольшой закупоренный пузырек, улыбнулась ему и сунула в карман.
– Нет. Ничего подобного я не говорила. Ты всегда все переворачиваешь. Пошли! – Она ткнула рукой в потолок.
На стропилах, с которых свисали сушеные травы, были нацарапаны строчки Откровения: «Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко».
На прощание Темперанс озадаченно глянула на Авдия, а потом помогла матери выйти за дверь, шагнув в душную и влажную весеннюю ночь.
Марблхед. Массачусетс
Последний день апреля
2000
– Что случилось?
Ночь была темна и безлунна, и Конни не могла разглядеть ничегошеньки за темной массой растений, что скрывала дом на Милк-стрит, но слышала голос матери. Наконец глаза Конни привыкли к темноте, и она ее увидела.
У калитки стояла Грейс Гудвин босиком и без головного убора, лишь на плечи был накинут платок с бахромой. Конни, Сэм и Зази выкарабкались из салатовой «киа» и поплелись к забору, давя подошвами ракушки. Ночь выдалась душной и жаркой – больше летней, нежели весенней. Повсюду пели невидимые жабы.
– Боже мой, вы выглядите ужасно! – воскликнула Грейс, сощурившись и высматривая гостей в темноте. На Милк-стрит имелось уличное освещение, фонари появились в пятидесятых, но этот дальний участок дороги не освещался. – Почему вы в саже?
– Привет, Грейс, – изможденным голосом поздоровался Сэм.
– Здравствуйте, миссис Гудвин, – прокричала Зази. – Ничего, если я оставлю машину здесь?
– Мама, ты знаешь… Произошло… – Слова, горькие, как пепел, застряли в горле Конни.
Грейс опустила ладонь на плечо дочери.
– Рассказывай, – велела мать.
Конни разрыдалась.
– С нами все в порядке, – поторопился вставить Сэм. – Просто вечер был долгим.
– Пойдемте в дом, я поставлю чайник.
Грейс обхватила дочь за талию, и та повисла на матери, вдыхая знакомый аромат лаванды и пачули. Волосы Грейс, такие же длинные, как и у Конни, стали жесткими и непослушными, когда поседели. Кожа на ее щеках была тонкой, как бумажный лист.
– А где Арло? Разве не с вами? – поинтересовалась она.
Конни закрыла лицо руками и всхлипнула.
– О… – Рука матери затряслась – по всему ее телу прокатилась дрожь.
Сэм и Зази следовали позади вдоль тропы из плитняка под пение затаившихся в листве сада жаб, чьи глаза мерцали то там, то здесь.
В доме было жарко. Окна в ожидании мимолетного ветерка стояли нараспашку, но тот не желал наведаться в гости. Грейс скрылась на кухне, а Конни, Сэм и Зази тем временем рухнули на стулья у обеденного стола. Две красные свечи в латунных подсвечниках отбрасывали на стены теплое свечение. На противоположной камину стене, между двумя окнами с видом на сад, висел портрет Темперанс Хоббс. Ее сверкающие глаза в свете огня казались живыми. Большой камин был растоплен, и Грейс что-то готовила в ульевой печи.
Конни глубоко вдохнула.
Пахло хлебной закваской.
Глаза существа подмышкой Темперанс тоже сверкали. Конни опустила взгляд на свои колени и принялась теребить ремешок торбы, чтобы не смотреть на картину.
– Что там у тебя? – спросил Сэм, указывая на торбу.
Конни ничего не ответила.
– Мы были в «Рафферти» перед тем, как заметили огонь, – сказала Зази.
– Да? Ну и как? Нашли кораллы?
– Для чего вам кораллы? – поинтересовалась Грейс, толкая бедром дверь кухни.
Она вынесла на подносе четыре чашки из разных сервизов и медный чайник, из носика которого выходил пар с ароматом жасмина. Грейс поставила поднос на стол и, не задавая вопросов, принялась разливать чай по чашкам – кому-то с лимоном, а кому-то с молоком.
– Коралл нужен мне, – ответила Конни. – Для…
– Подожди-ка.
Грейс подошла к портрету Темперанс, со знанием дела провела пальцами под рамой, нащупала кнопку и надавила на нее. Тайник открылся. Мать достала секретный ящик, опустила на обеденный стол и похлопала дочку по плечу.
– Жаль, что так вышло с вашим домом, – сказала Грейс, проворачивая ключ, который Конни забыла в замочной скважине ящичка.
Она осторожно подняла крышку и запустила руку внутрь.
– Все ваши книги, Арло… Представляю, как это больно.
– Откуда вы… – удивленно воскликнула Зази, но ее прервала мелодия в стиле «диско», доносившаяся откуда-то из-под стола. Это была песня «More than a Woman».
– О боже, извините! – Девушка зарылась рукой в сумку, вынула телефон и ответила, прикрывая рот ладонью.
– Мама? Привет! – поздоровалась она, а дальше затараторила на беглом испанском, изредка вставляя английские слова.
Конни удалось уловить лишь: «пожарные машины», «Зипкар» и «Северное побережье». Зази помолчала, выслушивая ответ собеседника, чей голос казался взволнованным, затем на повышенных тонах добавила еще несколько коротких фраз, закатила глаза и сказала:
– Хорошо, люблю тебя, пока. – Два раза чмокнула воздух и отключилась. – Прошу прощения, – еще раз извинилась Зази, пряча телефон обратно в сумку.
– Вы сказали маме, что вы в полной безопасности здесь, у нас? – Грейс передала ей чашку с отваром. – Кажется, она очень волнуется.
– Я… Да… – Зази с подозрением глянула на Грейс, беря в руки напиток. – Спасибо, – поблагодарила она, сделав глоток, а затем тихонько добавила для Конни: – Нашим мамам надо бы организовать клуб.
Конни слабо улыбнулась.
– Расскажи Грейс, – легонько подтолкнул ее локтем Сэм. – Скажи, что собираешься сделать.
– Она знает, – ответила Конни.
Грейс усмехнулась.
– Верно, – подтвердила она. – Я бы сама это сделала, если бы знала как.
Она снова запустила руку в землю и вынула то, что искала.
– Коралл, – провозгласила Грейс.
Это был маленький красноватый камешек. Его отполированная поверхность была гладкой, словно кончик пальца или кончик языка. Конни вытянула руку со звенящим на ней орлиным камнем. Грейс опустила на ладонь дочери коралловый кругляшок, и та принялась его разглядывать.