Переговорив, полковник дал волю своему гневу — шмякнул рацией об землю, да со всей силой. Но она, гадина, выдержала. Армейская, защищенная.

«Пусть вас всех шайтан заберет…» — подумал полковник.

Словно джигит на коня — он вскочил в свою машину.

— Возвращаемся в город… — приказал он.

Сидевший на переднем пассажирском месте его товарищ[93]обернулся, и в его руке был пистолет.

— Ты чего, — не понял полковник.

Товарищ улыбнулся в усы. Русские пообещали ему это место, если он сделает все как надо. А он-то все сделает как надо, не допустит столько ошибок.

— Во имя Аллаха…

Прогремел выстрел.

— Этот?

Аскер посмотрел на фотографию, глаза его безошибочно узнали изображенного на ней и вспыхнули ненавистью.

— Он. Собака, он! Гнида. Нет, что хотите, господин адмирал, но я из Кабула ни ногой, пока эту тварь к ногтю не прижму.

Я достал из бумажника еще одну фотографию и показал ее Аскеру. Это была фотография полковника Аги — из кабульского морга. Не постановочная, такая, каким его туда привезли.

— Доволен?

Аскер помотал головой. Араб молча сидел на заднем.

— Жаль, я сам его не убил… — сказал Аскер, — жаль, жаль… Эта тварь мне говорила — придем к вам в дома, зарежем спящими, жен вырежем, детей вырежем. Как его?

— Он попытался обменять кого-то, похожего на тебя, на человека, которого вы взяли в западном Кабуле. Ты помнишь, да? Ты вовремя позвонил, парень, скорее всего, они намеревались расстрелять и машину, и нас вместе с ней, и того человека — как только достоверно опознают его. Мы как раз менялись, когда ты позвонил. Нам удалось выйти из-под удара. Остальное доделал ударный вертолет.

— Жаль…

Аскер сложил фотографии и вернул их мне.

— А остальные. Там их целая банда была…

Я достал третью фотографию.

— Жандармский ротмистр Балуевский. Советник в Царандое, пятое управление, Кабул. Именно они пытались вас брать тогда, когда вы поехали на квартиру, именно группу захвата пятого управления вы и перебили. Именно он приехал расследовать этот инцидент вместе с Агой, когда тебя там уже не было. Именно у него я попросил помощи, когда готовил твой обмен, и именно ему я сообщил о твоем исчезновении, как положено. Это хороший урок для нас — он был единственным советником в критически важном управлении Царандоя. Один предатель из нас — и вот в Кабуле появилась легализовавшаяся вооруженная банда в несколько сотен человек. И мы ничего не знали об этом, пока…

Я достал четвертую фотографию.

Прости меня, ротмистр, но так надо. Погибший в результате подрыва смертника не сильно отличается от погибшего в машине, по которой осколочно-фугасными отработал боевой вертолет. Я знаю — ты не предатель, ты честно нес службу, но сейчас так надо. Тебе уже все равно, а вот нам — не все. Если оставшиеся в Кабуле предатели поверят, что все кончилось на Балуевском, что мы считаем его единичным случаем, что больше мы никого не подозреваем, они успокоятся. И тогда нанесем удар уже мы. Ничего не кончилось. Я знаю, что предатели еще есть, и не один. Будем надеяться, что мне удастся достать каждого из вас, пока я жив.

Мрази…

Аскер покачал головой:

— Нет…

— Что — нет?

— Не может быть, чтобы он был один, господин адмирал, — сказал Аскер, — понимаете, быть этого не может. Этот… Ага… сукин сын, он меня в два счета расколол, и знаете как? У него была моя карточка, официальная, с которой я здесь, и он сказал, что они установили, что я проходил в здание оперативной группы всего три раза за полгода. Понимаете?! Как они это узнали? Как жандармы могли это узнать?! Как это мог узнать Царандой? Это же информация, которая есть только у нас, в армии! Как они ее получили? Есть еще предатели! Может быть, даже в генштабовской оперативной группе! Кто кроме них мог добыть информацию?

— Вы, молодой человек, в полицию бы шли работать, — издевательски сказал Араб с заднего сиденья, — вам бы цены не было. Второй Шерлок Холмс прямо.

А я смотрел в глаза молодого парня и видел, что не могу его сейчас обмануть. Пусть ему двадцать шесть лет, пусть за ним целое кладбище, больше двухсот лично уничтоженных боевиков, террористов, джамаатовских — но он сохранил главное, то, что мы давно утратили. Способность искренне верить. А среди нас должен быть кто-то, кто искренне верит, кто дерется не потому, что он дерется, как те четверо храбрых мушкетеров[94].

Кто-то, кто верит в светлое будущее. Если ему сейчас соврать — веру он утратит и станет таким же, как мы.

И потому я достал из кармана ключ с прикрепленной к нему карточкой в пластиковом пакете и протянул его Аскеру.

— Что это? — Он взял ключ.

— Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Когда ты получал награду?

— Так точно.

— Ты был прав. Это они же. Они самые. Балуевский — не первый и далеко не единственный. Есть еще. Но для дела будет лучше, если ты уедешь отсюда. Они тебя знают и рано или поздно убьют. Возможно, ты кого-то из них убьешь — но остальные убьют тебя. Рано или поздно кому-то повезет. А мне ты нужен в другом месте. Ты готов сделать то, что нужно для победы?

— Так точно, — без тени сомнения сказал Аскер.

— Это ключ от камеры хранения на Южной автостанции Ташкента. Номер на ключе, там не проверяют, арендована на шесть месяцев. Арендовал ее я, никто не знает. Половина времени истекла — поэтому продли аренду.

Аскер кивнул.

— В камере — кейс. Там деньги, ключи от счетов, счета анонимные, номерные. Все это я делал для кого-то наподобие тебя. Не знал только для кого.

Я похлопал его по плечу, видя вытянувшееся от неожиданности лицо.

— Здесь лицензия на открытие еще одной частной военной фирмы, такая же, как у нас здесь, сквозная. Нотариус Борис Яковлевич Штрассман на проспекте Фирдоуси. Придешь к нему и сошлешься на меня, он сделает все, что нужно. Саму фирму регистрируй в Верном, не в Ташкенте. Главноуправляющим поставь себя.

Капитал уже внесен на депозит, можешь им распоряжаться. Помочь советом — увы, не смогу. Но кое-чем помогу.

Кое-кого из людей я тайно отправлю к тебе. Найдешь точку, между Ташкентом и Бухарой или Самаркандом, лучше бери какой-нибудь объект, заброшенный нефтяниками. Возьмешь его в долгосрочную аренду.

Присматривайся к тому, что происходит. Наймешь человек пятьдесят, заключишь с ними контракты, чтобы оправдать работу. Но только до Мазари-Шарифа, не дальше. Сюда не суйся. Не пытайся никому отомстить, не пытайся никого искать. Просто тихо делай свое дело. И рано или поздно — я скажу тебе, для чего все это. Точнее, друг, для кого. Все понял?