и сетовать на память. Но Иеремия его не слушал. Он увидел свой дом. Словно жеребец перед стартом скачек, он готов был сорваться в любое мгновение и рвануть к дому. Но, он все еще помнил, что без оружия туда соваться не стоит. Все, что его ждет по прибытии – смерть. Бессмысленная и безвестная. В фургоне наверняка есть оружие, которое он без проблем может взять. И Генри вряд ли сможет угнаться за ним. Но, это поступок в духе Смитти-Потрошителя. Вовсе нет! Иеремия в отличии от Смитти вернет украденное и даже сверх того. Осталось только решиться. По мере продвижения вперед, в Иеремии росла уверенность. В ста шагах от дома он решил: «Сейчас или никогда!» Иеремия развернулся, готовый нырнуть в фургон, но уткнулся в ствол револьвера.

– Он заряжен, – Генри вновь заговорил бесцветным голосом.

Иеремия опешил. Что все это значит? Но, быстро сообразил, что Генри держит револьвер на ладони. Иеремия не узнал модель. Хотя в оружии он разбирался очень хорошо. В огнестрельном – благодаря отцу, в холодном – благодаря Хеву. Но в данном случае было важным лишь то, что это револьвер. И заряжен боевыми патронами.

Иеремия выхватил револьвер и рванул к дому, на ходу взводя курок ладонью. Добежав до двери, он остановился. Осмотрелся: лошадей не было, трупа с простреленной головой – тоже. Прислушался: тишина, только шум деревьев и поскрипывание фургона коммивояжера вдалеке. Тогда, Иеремия набрал в грудь воздуха и ворвался в дом.

Ничто не шевельнулось. На полу лежало четыре тела. Иеремия двинулся вглубь дома, отчаянно надеясь, что его отца среди них нет. У входа лежал труп с ножом в груди. Иеремия узнал нож отца. Это хорошо. Следующий – лежал лицом вниз. Это точно не Джеймс, слишком толстый. Иеремия предусмотрительно пнул его ногой. Мертв. Третий труп Иеремия нашел за опрокинутым столом. Это был тот самый «красавчик», которого описывал Генри. Его единственный глаз уставился в пустоту, а руки застыли в тщетной попытке остановить кровь из перерезанного горла.

Иеремия повернулся к проходу. В нем уже стоял Генри и снова вел себя странно. Он осматривал помещение так, словно рассматривал картину. Наконец, он присел на корточки возле ближайшего тела и склонив голову набок, стал рассматривать его раны.

Было в действиях Генри что-то тошнотворное. Это при том, что комната была залита кровью, а на полу лежали истерзанные трупы, отвращение вызывал именно Генри. Иеремия отвернулся и пошел дальше к окну. Его сердце стучало словно индейский барабан. Он искренне надеялся, что трупов больше нет. Что его отец все еще жив. Пускай, ранен. Пускай, в плену. Но, жив! Если это так, то Иеремия не успокоится, пока не найдет его. И тогда они вместе…

Джеймс был мертв. Он сидел, привалившись к стене. Голова была опущена. Слипшиеся от крови волосы закрывали лицо. Вся его одежда превратилась в окровавленные лоскуты. Но Иеремия узнал своего отца.

Револьвер с глухим звуком упал на пол. Вслед за ним рухнул и сам Иеремия. Его тело сотрясала мелкая дрожь. Совсем скоро беззвучные всхлипы переросли в яростный вой. Когда Иеремия смог говорить он принялся клясть небо, индейских богов, христианского Бога с его святыми. Досталось даже дьяволу с его демонами.

– Полностью согласен, юноша! Ты не против?

«Чтоб его черти задрали с его проклятым спокойным голосом!» – подумал Иеремия.

Когда он обернулся, Генри опять вел себя странно и пугающе. Сгорбившись, он переступал через трупы высоко поднимая ноги. Иеремии же он напомнил огромного черного паука, которому оторвали половину лап. В руках он держал нож в своей манере – зажал рукоятку между указательным и безымянным пальцами.

– Чего?

– Я оставлю себе этот нож.

– Что?

Иеремия не переставал удивляться странностям Генри. Он только что лишился самого ценного, что было в его жизни, а этот чудак спрашивает, можно ли оставить какой-то дурацкий ножик. Более того, Генри не понял возмущения Иеремии, и принялся объяснять, зачем ему понадобился нож и делиться планами.

–. Я заметил обилие пулевых отверстий. В стенах, в полу, крыше. Даже твоего отца – застрелили. Но не этих троих. Их не застрелили. Твой отец зарезал их этим ножом. И я хочу его в обмен на этот Скофилд. Ты не против?

Иеремия лишь отмахнулся.

– Переходим к делу! Теперь осталось двое: Смитти-Потрошитель и Конокрад-Билл. Итак, новая сделка. Делим награду с этих троих пополам. Это вполне справедливо. Я отвезу тела твоих родителей в город и найму лучшего гробовщика и священника. Сдам эту троицу шерифу и получу награду, которую мы разделим после. Затем с помощью шерифа ловим Конокрада и Потрошителя. Тебе же нужно лишь проследить, чтобы эти двое не сбежали. Сейчас они находятся в охотничьей хижине к северу отсюда. Когда я приведу шерифа, мы разделим награду.

Коммивояжер словно заправский фокусник достал из-за пазухи Скофилд и мешочек патронов и протянул их Иеремии на дрожащих руках. Иеремия тут же схватил револьвер и зарядил его.

– Не могу гарантировать их сохранность.

– Это часть сделки! Во-первых, живые ценятся больше. Во-вторых, к исходу завтрашнего дня они будут мертвы.

– Они умрут за то, что они сделали!

– Умрут! Конечно, умрут! Но зачем тебе пятнать свою душу их смертью? Не ищи мести.

– Что же мне их простить?

– А сможешь? Сомневаюсь. Доверься правосудию! И увидишь страх в их глазах, когда смерть обовьет их шею колючей петлей.

Коммивояжер обхватил рукой горло Иеремии, а затем завел руку за его голову, имитируя повешение. От его холодного дрожащего прикосновения Иеремию бросило в дрожь. Словно, сама Костлявая схватила его за горло.

– Условия сделки таковы: доставить их живыми.

– Если не получится?

– Тогда за потерю прибыли я заберу твою душу.

Иеремия не принял слова коммивояжера всерьез. Он пулей вылетел из дома и помчался на холм, где располагалась хижина. В его сердце больше не было скорби и жалость, только злость и ненависть. Он не думал ни о чем, кроме того, как прикончить ублюдков. Всадить пулю в глаз? В сердце? Или пустить пулю в живот – пусть мучаются в луже крови и мочи. А можно сделать, как сказал Генри. Отвести к шерифу и пусть их вздернут. Но ведь Иеремия и сам может это сделать. Повесит на каком-нибудь дереве в пустыне и пусть стервятники полакомятся их гниющей плотью. Нет, идея с пулей в живот пока самая лучшая.

Погруженный в свои мрачные фантазии Иеремия не заметил, как вышел на каменистую дорогу, ведущую к хижине. Здесь уже следовало быть осторожнее. Растительности немного, естественных укрытий еще меньше.